Рождённый на Байкале

Щуки в огороде

Я был еще в том возрасте, про который говорят «под стол пешком ходил», когда впервые в водоеме увидел живую рыбу. В тот год половодье было мощным, и вода пришла к нам прямо в огород. Огороды у нас большие, изба ставится на взгорке, а поле для картошки, а также небольшая луговина для косьбы сена - в низине. Впереди тихо плыла самка щуки, а за ней следом – два самца. О том, где самка, а где самцы, мне рассказала мама. Молодая щука обычно пребывает в местах не очень глубоких, травянистых, и обыкновенно держится возле берегов. Только большие щуки живут на глубине, в ямах и крутоярах, где по обыкновению держится крупная рыба, которой и питаются щуки.

Ихтиолог

Я подолгу наблюдал за жизнью щук. Во время нереста два-три самца, отличающиеся своей верткостью, c большой скоростью преследуют одну толстую самку; еще день-два и щуки окончательно теряют свою обычную осторожность, подходят к самому берегу. Медленно и плавно самка то опускается ко дну травянистого огорода, то поднимается кверху, а темные спины увивающихся за ней самцов иногда высовываются из воды.    Чтобы наглядеться вдоволь на жизнь этих рыб, вставал я очень рано, наравне со взрослыми. Солнце только-только вставало, а я уже встречал щук, у которых голова в траве, а туловище наружу. Я пытался схватить их за хвост, но они молниеносно скрывались в траве.

Позднее, вспоминая детские годы, я понял, что это были, наверное, спящие щуки. Ночью и днем они бодрствуют, охотятся, едят траву, мелкую водную тварь, а на восходе в полусонной дреме нежатся под первыми ласковыми лучами солнца. Мне нравились щуки. Уже только по внешнему виду можно понять, что эта рыба проворная и хищная. Почти цилиндрическое тело оканчивается большой длинной и плоской головой, имеющий вид челнока. Нижняя челюсть выдается вперед, а широкая пасть усеяна сверху и снизу сплошными острыми скрестившимися зубками. Длинная и плоская голова напоминает крокодилью.     

Как собака поймала щуку

У нас была охотничья собака-лайка по имени Байкал. Папа всегда брал ее с собой, когда уходил охотиться на уток. Мы с ней были очень дружны: роста были почти одного, чтобы погладить и понежить Байкальчика, мне нужно было высоко поднимать руку. Когда я подходил к ней, она, чувствуя, что перед ней существо еще маленькое, неокрепшее, вытягивала мордочку, слаживала ушки, чуточку сгибалась и присаживалась как бы на колени, чтобы без труда я мог ее погладить. Она тоже ходила со мной на конец огорода, куда подступала вода.

Однажды Байкал юркнул в воду и через миг выскочил из воды с щукой в пасти. Мне стало так бесконечно жалко щуку, что я тут же громко и навзрыд заплакал. На мой громкий в утренней тиши плач прибежали взрослые. Увидев, почему я плачу, взрослые начали успокаивать: из этой щуки сварим уху, а Байкал - молодец, потому что он добытчик, поймал рыбу на уху на обед.

Маленький рыбак

Так я понял, что добытчик - это хорошо, а рыба нужна человеку, чтобы быть сильным и способным работать. Поэтому, наверное, я рано начал рыбачить. Ловил в большинстве случаев сорожку. Рыба эта вкусная и красивая, ловилась или на земляного дождевого червячка, или же на тесто, или на прислюнявленный хлебушек. Но постепенно, приобретая опыт рыбака, я понял, что настраиваться только на ловлю одной сороги не следует, рыба эта постоянно меняет место, долго не задерживается на одном месте.

Лучше всего ловить сорожку на червяка одновременно с окунем. Тем более, зачастую сорога и окунь ходят под водой стаями. Ловил я рыбу обычно с берега, и за три-четыре часа ведерко у меня наполнялось почти до краев. Но гораздо лучше, конечно, ловить рыбу с лодки. Мама, улыбаясь, называла меня маленьким добытчиком. При этих словах я чувствовал себя уже мужчиной, как и папа. Такая характеристика прибавляла энергии, тогда я на рассвете выходил на рыбалку и к позднему утру, когда уже были подоены коровы, сварен утренний чай, мог принести в ведерке рыбы, которой хватит на хороший обед.

Конечно, это были мои первые, еще совсем детские опыты рыбалки в устье Селенги, не на самом озере-море. Со временем, взрослея, я мог уже называть себя настоящим рыбаком, когда приобрел необходимый опыт. Но без этих первых рыбалок, когда эта захватывающая охота дают азарт и эмоции, трепетное биение сердца, предвкушение удачи, не было бы и настоящего опыта. Но об этом немного позднее.

Байкал – это копия рая

Но больше всего на свете в школьные годы мне нравилось бывать на берегу Байкала. Здесь я множество раз бывал в разное время суток, в разные времена года. Любовался закатами солнца, восходами, мог подолгу наблюдать за стремительным бегом волн, которые безудержно и настойчиво накатывались на берег и разрушались, образуя причудливые брызги. Казалось, точно также на протяжении миллионов и тысяч лет одно поколение людей сменяет другое, разбиваясь о берег вечности.

В детстве мне нравился Байкал ранним утром и поздним вечером. На закате волны становились спокойнее, зато и вал бывал мощнее. Волны зарождались где-то там, вдалеке, куда мне хотелось бы приплыть на лодке, потом, тихо шурша, шли над водной гладью и, наконец, докатывались до моих ног. Мне казалось, что волны устало дышат, натрудившись за весь этот длинный день, и хочется им покоя. А утром волны были веселее, они задорно бежали к берегу, и пенистая вода тут же уходила обратно, рассыпаясь на миллионы брызг, каждая из которых несла в себе крупинку утреннего солнца, призывая окружающий мир к таинству зарождения нового дня.

Сын Байкала

В октябре 1989 года я летел на самолете из Парижа в Москву со встречи-диалога общества дружбы и сотрудничества «Франция – СССР». Вдруг в небесной бездне, внизу, в гряде сизых облаков, словно по наитию или волшебству как бы вырисовались знакомые и близкие сердцу и душе очертания Байкала-батюшки. И тогда кольнуло где-то в груди, стала наплывать тихая грусть по Байкалу. А в памяти всплыли детские годы. Так было не раз, и когда летишь из Москвы в родной Улан-Удэ, или из Канады в Москву, или из Южной Кореи к родному Байкалу… Есть все-таки в водах Байкала, в ее бездне, некая святость, таинство, такая притягательная сила, которая манит человека к своим берегам снова и снова!

О чем грустишь, Байкал любимый,
О чем вздыхает твой прибой?
Иль кто-то злой, неумолимый
Порой глумится над тобой?
И мне Байкал вздыхал в ответ:
«Я жил на свете тыщи лет…
Никто меня не обижал,
Напротив, всякий уважал…

 

Ветры - капризные дети Байкала

Вдали от дома почему-то очень часто вспоминается Байкал. Видится тебе, как вальяжно нежится Байкал на летнем солнце, или как бы дрожит мелкими волнами в сумрачную пору предзимья, перед глазами встают ее песчаные дюны или отвесно-крутые, величавые скалы с карликовыми сосенками, изуродованными ветрами, или шумящий, гудящий на самом побережье сосновый бор около Энхалука, когда резвится Сарма или Култук.

А если вдруг задует своенравный Баргузин, то сосны начинают, как бы, стонать, жалуясь мне на непреклонный характер этого ураганного по силе ветра, который, словно сорвавшись с невидимой цепи, начинает мощно и непреклонно беситься, и нет силы, способной остановить это буйство природы. Мне кажется порою, что и Сарма, и Култук, и Баргузин, - это своенравные, непослушные дети Байкала, которые хотят вырваться из под опеки своего батюшки, но и у них нет такой силы, чтобы покинуть отчий край…

Продолжение следует