Рождённый на Байкале - 2. Продолжение

На восьмивесельной лодке

Когда я был еще школьником, начиная с восьмого класса, а потом и будучи студентом, устраивался летом в рыболовецкую бригаду Михаила Новолодского. Нужно было заработать на дорогу в Томск, на обновки, да и младшим сестренкам, братишкам к первому сентября помочь купить обнову.

В первый раз я вышел в море с мужчинами после шестого класса, мне было лет тринадцать. Мы выходили на восьмивесельной лодке. Моторных лодок не было, ходили на гребях, в лодке сидело за веслами до восьми человек. Ставили сети. По ночам было холодно. Вдруг ненароком заморосит дождик, поднимется ветер, тогда становилось еще холоднее. Хотя я был и юнцом, но никто не говорил мне, что еще я маловат, если уж вышел в море, нужно подтягиваться до уровня старших, не ныть и не филонить, грести со всеми наравне, выбирать сеть так, чтобы никто не делал тебе замечаний.

Мы уходили до 10-20 километров от берега, здесь же, в лодке, спали, ели. У нас были двухкилометровые хлопчатобумажные сети, мы их ставили и отдыхали. Сети, конечно, намокали в воде, становились свинцово-тяжелыми, и чтобы выбрать их из воды вместе с уловом, требовалась от рыбаков недюжинная сила и сноровка. Пока из ячеек освободишь рыбу, пальцы становятся деревянными, красными. А нужно терпеть! Это был тяжелый труд, которым занимаются настоящие мужчины. А когда улов хороший, становится легче – ведь возвращаемся на берег с добычей! Но так случалось не всегда.

На гребне волны

Все было – попадали порой под сильный ветер-ураган, лодку, словно щепку, бросало на гребень волны, затем в бушующую темную, даже черную, бездну. Волны были порой высотой с трехэтажный дом. Например, нашу лодку подбрасывает на гребень большой волны, а напарники еще только там, далеко внизу, в бушующей ледяной впадине, такие маленькие и незащищенные, что становилось порой страшно за них. Думаешь, все – конец!

И только титаническая выдержка бригадира-башлыка и его большой опыт выручают всю бригаду. Бригадир вовремя, выигрывая каждую секунду, ставит лодку вдоль волны, и бушующая вода перелетает поперек лодки, окатывая нас леденящим душем.

Мы сражаемся мужественно, выполняя безукоризненно все команды бригадира, одновременно вычерпывая воду со дна лодки. Однажды мы попали в жесточайший шторм, спасло нас лишь то, что чудом лодку выбросило в залив. На берегу за нас, конечно же, переживали, но знали, что с нами опытнейший бригадир, не раз побеждавший шторма.

Ночью в море

Да, разным бывает Байкал! Но красив он своей небывалой мощью, неудержимостью даже в шторм! И мне кажется порой, что даже в раю бывает штормовая погода. Хорошо в лодке в ночной тиши, когда спокоен Байкал. В темной и томной воде отражаются ночные звезды, луна перевернутая качается на волне, тихо и убаюкивающе плещется вода у борта лодки. Надо бы поспать, скоро работа, надо тянуть тяжеленную сеть, а не спится, хочется смотреть и смотреть на этот ночной диковинный Байкал.

Вдруг слышу: - Сережка, спи! Отдыхай, скоро сети тянуть… Это наставление бригадира. А его слово – закон. Нужно спать. В те послевоенные годы мужчин было мало, и в море ходили мы, студенты, да самые смелые школьники.

Тая, моя одноклассница, много раз ходила с нами в море, работала наравне с мужчинами. Для девушки это было сродни подвигу. Не такое уж простое дело - рыбачить в море – нужны смелость, отчаянность и вера в свои силы! Бывало так, что подплывали мы к берегу сушить сети, подлатать их, но не к родным берегам, а куда вынесет нас – как правило, за десятки километров от места стоянки. Подсушим, подлатаем сети – и вновь в море, за уловом, чтобы к полудню следующего дня приплыть к родному берегу.

Против Сармы

Приходилось нам в море и с самой Сармой бороться. Култук – ветер не опасный, для бывалых рыбаков это все равно, что прогулка в непогоду. А вот Баргузин как бы предупреждает рыбаков о приближении непогоды и шторма заранее. Небо темнеет постепенно, на море становится темно, как вечером, становится холодно, волны начинают буйствовать не сразу, а постепенно, со скал падают камни, трещат вековые деревья на берегу… И лишь после этого начинается шторм.

Рыбаки за это время могут и до берега догрести, найти безопасное место. Даже шутка-прибаутка была такая: «Дует ветер Баргузин, не пора ли в магазин!», потому что если уж налетел этот шторм, то, как правило, непогода бывает затяжная.

А Сарма начинается вдруг, неожиданно и сердито. Слово «Сарма» происходит от бурятского и означает «перекат». Этот ветер силен и могуч, разрушает все на своем пути. Он валит деревья, переворачивает лодки, срывает крыши домов. А на Байкале перед Сармой становится тихо и спокойно. Летом, внезапно возникнув, сарма чаще всего быстро расходует свои силы и затихает.

Но осенью она свирепствует по несколько суток подряд. И байкальские рыбаки, знающие ее коварный характер, при малейшем подозрении на приближающуюся Сарму никогда не выйдут в море на рыбалку. Сарма особенно опасна в первые час-два с начала шторма – скорость ветра нарастает как бы скачками и максимальная скорость может достичь 40-50 километров в час.

 Улыбка моря

Вообще открытый Байкал, кажется, меняется каждый час и, созерцая его, видишь, как на глазах твоих он становится то ласковым, то сердитым, то тихим и ласковым, то своенравным и непокорным, и от этого впадаешь в некий транс, чувствуя его затаенную силу и мощь.

Море может и задорно смеяться. Однажды я прочитал рассказ о Челкаше «Море смеялось». Сначала не обратил внимания на необычную фразу, но в один из солнечных дней, сидя за веслами лодки, вглядевшись с расстилавшуюся передо мной водную гладь, увидел, что Байкал действительно смеется. Солнечные лучи, концентрируясь на пятачке воды, дробились, играя на пенистых кончиках волн, создавая иллюзию веселой гримасы.

- Смеется, - удивленно сказал я сам себе, - смеется от полноты жизни. И над нами, вероятно, над нашим уловом… - Что ты, Серега, бормочешь там? – спросил меня бригадир Новолодский. - Да нет, так я, про себя, - сказал я, смутившись. - Прав ты, Серега, улов не ахти какой, - смурновато сказал Михаил Нефедович.

Действительно, в сети рыбацкой был не такой уж богатый улов. Может, рыба ушла вглубь. Сеть была полупустой, погода, видимо, сказалась, да рыба ушла вглубь. Да не может море каждый раз одаривать богатой добычей. Не приплывают откуда-то косяки, Байкал - закрытый водоем. А сколько хищников развелось, здорово приспособились они, прямо караулят мальков, выпускаемых после рыборазводного завода и некоторой акклиматизации в заливе.

Заботы башлыка

Когда мы пришли на берег, я вновь вспомнил беседы отца с нашим башлыком, уж они-то знали промысловую обстановку на Байкале. Однажды войдя в дом, я увидел своего бригадира Новолодского, беседовавшего с отцом. Разговор шел о том, что близится нерестовый период, когда последует временный запрет на промысел.

- План, наверное, возьмем, - говорил бригадир, - хотя трудновато будет, за войну изрядно повычерпали омуля, осетра почти не стало. Вот я этого, как его, Аввакума, протопопа, читал, - говорил бригадир. - Так вот он пишет, как на лодке переплывали через Байкал. Не поверите, лодка шла через омулевый косяк, как мы ложкой водим по тарелке с ухой.

- Конечно, - соглашался мой отец, - добывали рыбу и до нас, но, заметьте, как строго соблюдался запрет на промысел во время нереста. Говорят, даже не звонили в колокола в период нереста. И в те годы, когда омуля было вдоволь, выражалась обеспокоенность, что рыбы в море становится меньше…