Культура 30 окт 2016 1527

​Знакомьтесь: Михаил Соловьёв - новое для литературной Бурятии имя

Представляем вашему вниманию новое для лите­ратурной Бурятии имя – Михаил Соловьёв. Он – наш сосед, живёт, работает и творит в Иркутске. Много ездит в районы нашей республики. Говорит, что искренне и навсегда влюблён в Бурятию.

Михаил Соловьёв – профессиональный музыкант, на сцене с 12 лет. Работал руководителем в сельском и на­родном хозяйстве в советский период до 1985 года, слу­жил офицером в Советской Армии, работал в уголовном розыске, частным детективом. С конца девяностых занимается предпринимательской дея­тельностью.

В творчестве «всеяден»: пишет газетные статьи, короткие рассказы, об­зоры. Его приключенческие романы выходили в издательствах «Вече»; «Астрель СПБ» и «Детская литература».

Михаил Соловьёв интересуется историей, культурой, традициями и обы­чаями бурятского народа, что неизменно находит свое неповторимое отра­жение в его произведениях.

В сегодняшнем номере читайте рассказ Михаила Соловьёва «Шаман».

ШАМАН

Он всегда был забавным парнем – «деревня» до мозга костей, но обладал необыкновенно живым умом и забав­ной уверенностью, будто весь мир его любит и только ждет распахнуть объ­ятия. Плотник-охотник из нашей Ир­кутской Бурятии зарабатывал на хлеб строительством и почти сразу выхва­тил в нашем разноречивом бизнес- коллективе из девяностых прозвище Шаман.

Такая малость – соседка-препо­даватель, раздраженная шумными компаниями в новой бане, что рубил Сашка, плеснула в каменку из помой­ного ведра стаканчик. Теперь неис­требимая вонь изгаженной донельзя парилки портила вечер, но явившийся как всегда некстати мой плотник оказался все-таки нужен.

– Здорово, братилла, – орал Сашка в своей привычно-деревенской манере за забором, и я впервые не почувство­вал раздражения от его панибратства.

Когда беда – кому ты нужен? Оста­ваться рядом с воняющей каменкой и понимать, что баня пропала, равно как и шикарный вечер – неинтересно, и кое-кто из «друзей» по-быстрому на­шел причину отъехать.

Давняя ситуация разобрала «сво­их» на будущее – те, кто еще тебя бро­сит, и те, кто останется, но это другая история, а сейчас был все-таки Саш­кин «выход».

– Соседка? – тянул он носом едучий запах. – Камни чего, не мыли еще?

Поясняю, что пытались лить воду прямо в каменку, но эффект нулевой – выкипает и опять вонь.

– Употи! – прокомментировал наши действия в привычно-хамской манере мой плотник и, ухватив ведро, при­нялся нас спасать.

– Осина не закиснет, – удовлетво­ренно полоскал он на улице булыжни­ки свежей водой. - Вовремя успел - не сделай сегодня - перешивай парилку…

Мы, городские, внимали.

Забавно, однако, но грани стира­лись, и этот кряжистый по-деревенски косноязычный парень приобретал сейчас совсем другой статус.

– Колдун… – шепнул мне товарищ, глядя, как перекусивший под рюмку плотник снова «бросился в бой», и на­каркал.

Однако Сашка теперь занялся не камнями. Потеснив застолье, он ковы­рял топориком порог бани.

– Смотри, какая с.., – чуть не орал он, – я-то и смотрю, что доска не так стоит – не просто так куделю сунула – навечно забила. Давай-ка совок, бра­тилла…

Братилла – это я, и снова нет раз­дражения на его панибратство. А ведь всегда хотелось его осадить – еле сдер­живался, но шибко уж недорого брал он всегда за свое плотницкое уменье…

Пока я собственные эмоции разби­рал, спаситель наш совок-то получил и вымел на него какую-то косичку не косичку – пакля-волосы-иголки – чи­стый ежик устроился сейчас на желез­ке с ручкой.

– Печь топи! – орал Сашка. – Да ру­ками не трогайте, язви её…

Страх казался неподдельным, и привыкшая к передрягам гоп- компания родом из девяностых замерла, будто малые дети, разглядывая совок с хищной соседкиной приспосо­бой.

– Рядом с топкой не стойте, – по­учал Сашка, – если насмерть делано – пыхнет как надо. Миха, я кину-хлопну, а ты палкой-то прижми, – командовал он… – Давай! – заорал Саня, увидев у меня черенок лопаты, и лязгнул за­слонкой.

Могу поклясться – коварный ежик с иголками лезть в печь не хотел. По­казалось мне, что, будь у него ножки, уперся бы сейчас ими не хуже сказоч­ного героя, но ничего, проскочил, за­раза.

– Дави! – хлопает дверцей Сашка. – А я палкой её жму. Не зря уперся – внутри грохотнуло не хуже патрона, и длинный язык пламени вылетел аж из поддувала…

– Че это? – ошарашенно бормотал один из приятелей, устроившийся за спиной.

– Сам первый раз вижу, – глухо от­ветил Сашка и добавил в своей при­вычно-деревенской манере: - Совсем не знаю че тако, но шибко сильное было…

Так он и стал в нашем коллективе Шаманом.

Наука его оказалась проста-неза­тейлива. Мало того, что обустроил он бани-дачи почти каждому, так еще и раздал всем молитвы собственно­ручно переписанные – оберег, мол, на сердце носите…

Ах да, а история с баней и соседкой продолжение все-таки имела.

Шаман в тот вечер у меня ночевать остался – выпили-то мы с ним крепко, да назло врагу еще и уложили каменья мытые на место. Крепко напарились, а когда друзей проводили, на столе прибирались, Саня и зашептал вдруг чего- то да остатками водки из рюмок давай капать. Покапалпокапал, остальное – в печку.

– Смотри теперь, – говорит, – у кого че из соседей происходить будет. Хан­гаю молился я, богу охотничьему бу­рятскому, – людей теперь будем скра­дывать…

Оказывается, можно той техноло­гией вычислить, кто тебе гадость де­лал – помолись правильно, и получай, вражина, что заслужил, то есть что тебе самому досталось.

Недели не прошло, как забилась скважина соседкина, да не просто забилась, а с фокусом. Шаман, ког­да ему в деревню-таки дозвонился, в трубку гукал-гукал задумчиво, да подтвердил – если уж поленница сама рухнула и два сучкастых по­лешка точно в скважину угадали – не вытащить, так значит, сработала ло­вушка…

Девяностые быстро прошли. Ком­пания наша раскололась ровно по той ситуации в бане – кто уехал тогда от проблем, тот и в жизни рядом не остался – спасибо соседке той. Шаман так и спросил тогда, мол, а эти-то где? А после смолчал глубокомысленно.

Кстати, мы с ним еще и клад ис­кали. Я тогда уже антиквариатом ув­лекся, и притащили мне знакомцы пару долларовых бумажек – 1896-го и 1903-го «года рождения». Продали мы их чудненько, и выяснилось – таких ценностей аж целый ящик в Иркут­ской Бурятии за поселком Харат спря­тался.

Жалко Шаману опоздал расска­зать – мои-то посредники, что первые бумажки принесли, – сами себя пере­хитрили. Сашка же разом вычислил, кому удача заплыла, но поздно – глава семьи, что разбогател разом, так ему и сказал после, мол, не успели вы, брат­цы, – по другим каналам доллары ста­рые приспособились…

А потом Шаман вдруг пропал. Три месяца его нету. Полгода. Жена все трубки оборвала с историей, как по­ехал он за кордон счастья житейского пытать – был в те времена такой биз­нес живую силу за рубеж таскать. Хо­рошо если просто привезут и бросят, а если напрямую в рабство?

Когда Сашка объявился, жена уж и звонить перестала – сам-то я иной раз номер ее соседки все-таки накручивал – вдруг вернулся? Оказалось, попался Сашка будто «кур в ощип» - прямо на рудники в Португалии. В то самое раб­ство.

Сбежать умудрился через год толь­ко, да не один. Организовал он там с улан-удэнскими бурятами целое под­полье, не хуже чем в концлагерях гер­манских. Документы общие сам захва­тывал – во главе штурмовой группы. Охранников разоружили-повязали, да сейф с паспортами взломали – всего работы-то. Пока полиция из города на стрельбу ехала, разбежались работни­ки кто куда, что твой горох.

Россияне в большинстве до кон­сульства подались, а Шаману мало приключений оказалось.

– Што я, братилла, обратно пустой вернуся? – сверкал глазами Сашка на крыльце моей баньки.

С подарками он в тот вечер приехал – нежданчиком. Заорал только из-за забора, мол, принимай, братилла, го­стей из Лиссабону. Ресницы выгорев­шие. Загар не нашенский. Костюм с искоркой – даже взгляд сменился. По­ходка чин-чином – португалец какой- то, а вот в разговоре как был Шаман, так и остался.

Однако сменилась с той поры у него линия житейская – за кордон на заработки ездить стал, будто из Хара­та своего до Иркутска. Квартиры де­тям набрал, образование дал.

Товарищей у него там после руд­ников и побега удачного – тьма. Пишу сейчас и вижу, как орет мой Санька другу-латиносу в Уругвае каком-ни­будь: открывай, мол, братилла, при­ехал я в гости – Шаман Иркутский…

Ноябрь 2012 г.