​Спектакль «Тоска» Бурятского театра оперы и балета собрал аншлаг на новой сцене Большого

3 ноября на новой сцене Боль­шого театра России артисты Бурятского государственного театра оперы и балета пред­ставили оперу «Тоска» Дж. Пуччи­ни. Для всей культуры Бурятии это событие стало знаковым, прежде всего потому, что на протяжении до­вольно большого периода времени ни один из коллективов республики не выступал на главной сцене стра­ны. Тем более с таким триумфом – именно этим словом можно назвать то, что происходило в Большом теа­тре 3 ноября, пишет газета «Бурятия».

Почему же из всего богатейшего репертуара Бурятского театра оперы и балета для показа в Москве была вы­брана именно «Тоска»? Ответ прост - именно в этой постановке собрано все лучшее, что есть на сегодняшний день в распоряжении театра: потрясающие голоса, декорац ии, слаженная работа оркестра, работа художников по свету, костюмеров. В результате получился один из лучших спектаклей в совре­менном репертуаре театра и самая яркая постановка в программе фести­валя, получившая восторженные от­зывы музыкальных экспертов и жур­налистов.

Показ оперы «Тоска» состоялся в последний день фестиваля Ассоци­ации музыкальных театров России «Видеть музыку», поэтому его смогли посетить не только рядовые зрители, но и ведущие театральные критики и эксперты, а также руководители круп­нейших музыкальных театров стран - участников фестиваля. В числе по­следних оказались директор Большо­го театра Владимир Урин и президент Ассоциации музыкальных театров России Георгий Исаакян. Оба отмети­ли, что спектакль оказался для них большим сюрпризом: никто не ожи­дал от регионального театра столь высокого уровня исполнения.

Такого же мнения придерживают­ся и театральные критики. Предлага­ем вашему вниманию рецензию Игоря Корябина, специального корреспон­дента крупнейшего интернет-порта­ла, посвящённого классической музы­ке «belcanto.ru»:

«Память до сих пор хранит яркие воспоминания о двух гастрольных спектаклях Бурятского театра оперы и балета, увиденных когда-то в Мо­скве на сцене Театра оперетты. Речь идет о постановках опер «Аида» Вер­ди и «Князь Игорь» Бородина, в кото­рых партии главных героинь – Аиды и Ярославны – пела Галина Шойдагбае­ва. Давние воспоминания нахлынули неслучайно: 3 ноября в Москве в рам­ках фестиваля «Видеть музыку» на Новой сцене Большого театра артисты из Бурятии представили постановку оперы «Тоска» Пуччини, а на следую­щий день на торжественном закрытии фестиваля на сцене Музыкального театра им. К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко Галине Шой­дагбаевой – одной из пяти лауреатов нынешнего года – была вручена пре­мия «Легенда». Весь творческий путь певицы связан с Бурятским театром оперы и балета, солисткой которого она остается и по сей день. Но она еще и педагог, передающий свой опыт мо­лодым исполнителям, профессор Вос­точно-Сибирской академии искусств, где в 1993 году открылось вокальное отделение: кафедру сольного пения певица возглавляет с момента ее основания.

Когда-то и партия Тоски была од­ной из коронных в репертуаре певицы, а сегодня в новой — поистине гранди­озной и содержательно вдумчивой по­становке этой оперы, осуществленной Юрием Лаптевым, выходит уже новое поколение исполнителей. Ее премьера состоялась на сцене Бурятского театра оперы и балета в позапрошлом сезоне (2 апреля 2015 года). Драматургиче­ски минорная, но при этом «эстети­чески лучезарная», театрально-зре­лищная и, на первый взгляд, вполне обычная новая постановка необычна уже тем, что на фоне унылого засилья режиссерских экспериментов – ред­ко когда по-настоящему достойных и интересных – нынешняя продукция прежде режиссерского и сценографи­ческого воплощения на первый план ставит музыку.

Но как раз это и должно быть ме­рой мастерства постановщиков: идя от музыки и либретто, надо расска­зывать именно ту историю, что в них заложена, а не вытаскивать на сцену, как сейчас очень «модно», надуманно- параллельные, искусственно привне­сенные в партитуру ассоциации.

Будучи воспитанным на знамени­той постановке «Тоски» в Большом театре, некогда осуществленной Бо­рисом Покровским (1971), но сегодня давно уже канувшей в театральную Лету, тот авторский спектакль мэтра отечественной оперной режиссуры я невольно сравниваю с обсуждаемой постановкой Юрия Лаптева. Сцено­графически-лаконичный, самодоста­точно-действенный, психологически заостренный спектакль Покровского был, по существу, спектаклем «злове­щей тьмы», и на момент своего появ­ления он воспринимался, несомненно, новаторски-символично, даже рево­люционно.

Спектакль режиссера Юрия Лап­тева и Натальи Сыздыковой, высту­пившей и художником-сценографом, и художником по костюмам, – это торжество света и сочного, глубокого, умиротворяющего цвета.

И ни с кровавым драматизмом сю­жета, ни со смертью всех трех героев оперного любовного треугольника, вершины которого – Тоска, Кавара­досси и Скарпиа, подобная эстетика оформления нисколько не диссони­рует. Зато краски и образы становятся ярче, а игра актеров и пластика мизансцен – пронзительней и чувствен­ней.

Между тем, это торжество света надо понимать как психологическое просветление, как свет надежды в череде драматургических коллизий оперного триллера, как довольно оп­тимистичный настрой на лучшее. По­этому, когда в финале оперы лучшее не ждет ни Марио Каварадосси, ни Флорию Тоску, возникает ощущение катарсиса в квадрате – невероятно сильное, всецело захватывающее! И это несомненное свидетельство того, что между художником и режиссером на этот раз достигнуто взаимопони­мание, абсолютный творческий кон­сенсус.

Все звенья спектакля четко подо­гнаны, отлажены и функционируют в полной взаимной гармонии.

Режиссер этой постановки — ре­алист, очень внимательно относя­щийся к деталям, к действенности и осмысленности выстраиваемых им мизансцен, к пластическому рисунку образов, создаваемых певцами-акте­рами. Его коллега по постановочному цеху также стоит на позициях реализ­ма, но к документальной исторично­сти воспроизведения сценографии и костюмов вовсе не стремится.

Визуально-оформительская со­ставляющая спектакля — это автор­ский романтический «слепок» со всех сюжетно-исторических локализаций единственной «римской оперы» Пуч­чини. А населены они персонажами, одетыми в костюмы, тонко и со вкусом стилизованные «под эпоху» (вспом­ним, что все события этой оперы раз­ворачиваются в Риме в течение суток в середине июня 1800 года).

Базилика Сант-Андреа делла Валле в первом акте — буйное пиршество интерьера барочного храма с причуд­ливо искаженной перспективой не­фов, куполов и сводов. Это сразу же цепляет взгляд, настраивает на пред­вкушение интриги. Акт-завязка, акт экспликация, в котором на сцене по­являются все герои любовного треу­гольника. С одной стороны, портрет романтических взаимоотношений художника Марио Каварадосси и пе­вицы Флории Тоски, с другой — пре­зентация на поле идиллии их чувства нового игрока (шефа тайной полиции, барона Скарпиа).

Ловко играя на любовных чув­ствах Тоски и разжигая в ее сердце ревность, повода для которой Марио Каварадосси даже и не дает, эту идил­лию Скарпиа, естественно, стремится разрушить. Отправить Каварадосси на эшафот за содействие в укрыватель­стве республиканца Анджелотти, а са­мому завладеть вожделенной Тоской — таков нехитрый план вполне ти­пичного и рельефно прорисованного в музыке оперного злодея, одержимо стремящегося к реализации своей навязчивой идеи.

Расправиться с Каварадосси Скар­пиа в итоге удается, однако погибнуть во втором акте от удара кинжала от­важной Тоски, защищающей себя и своего возлюбленного Марио, гроз­ный шеф полиции никак не рассчиты­вает. Все трое «встречаются» в этом логове, и на сей раз Скарпиа предстает не «белым воротничком», отдающим приказы, а едва ли не самоличным вершителем-палачом. И этот режис­серский штрих в дополнение к истяза­ниям Каварадосси за сценой степень опасности, грозящей Тоске, поднима­ющей руку на Скарпиа, лишь только усиливает.

Этот акт — кульминация оперного драматизма, пусть и смерти влюблен­ных героев – Каварадосси и Тоски – еще впереди, и, с точки зрения режис­серского решения, этот акт удается Юрию Лаптеву наиболее убедительно и ярко.

Согласно исторической «реког­носцировке» второй акт — кабинет Скарпиа в Палаццо Фарнезе. Мрач­ные интерьеры подобны казематам, хотя горит камин, а через окно-задник словно проступает лик Ангела-воите­ля, закономерно перекидывая мостик к третьему акту, на верхнюю площад­ку Замка Святого Ангела. В его темни­цу будет помещен Каварадосси, и сюда после убийства Скарпиа, заполучив пропуск и подорожную на двоих, в на­дежде спасти своего возлюбленного решительно поспешит под покровом ночи Тоска.

Но перехитрить даже мертво­го Скарпиа героям-любовникам не удастся: пули, которыми выстрелят в Каварадосси, окажутся настоящими, и отчаявшейся Тоске ничего не останет­ся, как под огненным взором Ангела с мечом, возвышающегося над Замком, броситься вниз.

Сценография третьего акта имен­но эту площадку Замка и представля­ет, а фигура Ангела в проеме черного задника возникает из-за облаков не сразу, а ближе к финальной развязке: защитить героев на Земле Ангел не сумел, но приглашение на Небеса ими от него явно получено! В преддверии надежды на спасение весь «драмати­ческий ноктюрн» третьего акта пред­стает восхитительной романтичной находкой спектакля.

Тревожного саспенса, как ни стран­но, в этом акте не возникает, но зато катарсис финала, как уже было отме­чено, оказывается впечатляюще мощ­ным.

Постановка «Тоски» Бурятского театра оперы и балета, показанная в Москве на Новой сцене Большого театра, в его несколько застоявшу­юся в последние годы творческую атмосферу принесла свежее дыхание — новое, но хорошо забытое старое. Опера как жанр на новом качествен­ном витке своей исторической мис­сии словно вернулась к истокам. А ведь сегодня в подавляющей массе режиссеров современного музыкаль­ного театра они, увы, изрядно подзабыты!..

Из программы московского испол­нения можно было почерпнуть, что в обсуждаемой постановке, помимо Хора, Мимического ансамбля и Орке­стра Бурятского театра оперы и ба­лета, принял участие и оркестр Боль­шого театра. Насколько весомой была подсадка музыкантов, в программе не уточнялось, но сводный оркестр под управлением музыкального руково­дителя и дирижера этой постановки Леонида Корчмара музыкальную дра­му героев (собственно, даже не драму, а трагедию) раскрывал выразитель­но мощно, плакатно, но, пожалуй, всё же несколько гипертрофированно, в ущерб психологически чувственной, обстоятельной нюансировке.

Хоровой пласт оперы невелик: лишь финал первого акта, завершаю­щийся храмовой службой с исполне­нием христианского гимна «Te Deum». Эта музыкальная фреска (хормейстер – Валерий Волчанецкий) в опере ве­личественно звучит во славу мнимой победы над Наполеоном в битве с ав­стрийцами при Маренго.

Как известно, победа всё же оказа­лась на сей раз за Наполеоном, но чуть позже. В результате этого неаполитан­цы, власть которых над Римом в опере олицетворяет Скарпиа, вынуждены были оставить «вечный город» фран­цузам.

Но вся историческая подоплека сюжета — это лишь благодатный фон для выплеска человеческих страстей и эмоций, а сделать это лучше, чем мо­жет предложить итальянская опера — тем более такой шедевр Пуччини, как «Тоска», — просто невозможно!

А раз так, то «Тоска» требует для своего исполнения первоклассных со­листов. В титульной партии в Москве мы услышали молодую, начинающую певицу Самбуугийн Батчимэг. Про­фессиональное вокальное образова­ние она получила у себя на родине в Монголии, а с сезона 2015/2016 стала солисткой Бурятского театра оперы и балета.

На сегодняшний день голос певицы — довольно звонкое и крепкое сопра­но lirico spinto. При этом для партии Тоски требуется сопрано драматиче­ское (хотя бы лирико-драматическое) и опыт прожитой жизни, но, несмотря на молодость Самбуугийн Батчимэг и отсутствие в ее голосе драматической форманты, необходимый градус обра­за исполнительница уверенно доби­рает за счет внутреннего артистиче­ского перевоплощения.

Если в первом и третьем актах во­кальных ресурсов певице вполне хва­тает, то второй именно в вокальном отношении несколько «проседает».

Технически выверенная и эмоци­онально-чувственная трактовка мо­литвы Тоски во втором акте вопросов к певице не вызывает: дело вовсе не в этом номере-шлягере, а в ансамбле­вых драматически насыщенных эпи­зодах.

Зато драматически музыкальны, в вокальном отношении вальяжно рас­крепощены, а в плане стиля весьма добротно выучены мужские голоса.

Тенор Михаил Пирогов в партии Каварадосси – солист труппы с 2014 года, лауреат многих международ­ных конкурсов, однако мое первое знакомство с ним было связано с его блестящей прошлогодней победой на III Международном конкурсе молодых оперных певцов и режиссеров им. П.И. Словцова в Красноярске. Тогда певец завоевал Гран-при, обратив на себя внимание как на истинно драматиче­ского тенора. Это была сенсация, так как дефицит на рынке драматических теноров в мире наблюдался всегда, а в нынешние времена и подавно.

Своим голосом благородно-кра­сивого матового тембра и артистиче­ским мастерством певец покорил и на сей раз.

Интерпретации арий его персона­жа в первом и третьем актах, безус­ловно, запомнятся как благодатные визитные карточки этого образа, но и весь образ, созданный певцом, запом­нится благодаря его музыкально-дра­матургической целостности.

Наконец, самый известный участ­ник этой постановки — монгольский баритон Ариунбаатар Ганбаатар в партии Скарпиа. Как и Самбуугийн Батчимэг, профессиональное вокаль­ное образование певец получил на родине. В 2014 году на III Междуна­родном конкурсе вокалистов им. М. Магомаева в Москве певец завоевал I премию и в том же году стал солистом Бурятского театра оперы и балета. 2015 год принес ему І премию и Гран- при XV Международного конкурса им. П.И. Чайковского (Санкт-Петербург).

Обладая голосом насыщенной дра­матической фактуры, сближающим его иногда даже со звучанием высоко­го баса, партию Скарпиа певец прово­дит словно играючи — эмоционально ярко, драматургически осмысленно, на высоком музыкальном драйве.

Певцу присуща эффектная «ита­льянская интонация» и скрупулезное постижение психологических глубин образа. Этот оперный злодей в интер­претации Ариунбаатара Ганбаатара чрезвычайно эффектен, лощен и де­монически притягателен: настоящая драматическая партия для настояще­го драматического баритона!

Достойный ансамбль сложился и среди певцов-компримарио. Чезаре Анджелотти (бывший консул Рим­ской республики) – Эдуард Жагбаев. Ризничий храма в первом акте – Гал­сан Ванданов. Подчиненные Скарпиа: Шарроне – Доржо Шагдуров, Сполетта – Чингис Иванов.

И если говорить о вкладе в этот спектакль каждого солиста, артиста хора, миманса, каждого музыканта оркестра, не забыв, конечно, о вкла­де концертмейстеров, хормейстера и дирижера, то, благодаря, в целом, вы­сокому музыкальному уровню обсуж­даемой постановки, эту продукцию «Тоски» смело можно назвать визит­ной карточкой труппы сегодняшнего дня.

И то, что показ этого спектакля стал возможен в Москве, большая удача и творческий стимул не только для самой труппы. Это также большая удача и для Москвы, которая, привы­кнув видеть многое и от этого слегка затуманив свой взор, на сей раз смогла прозреть и искренне изумиться…».