869
«Этот путь подобен прыжку в пропасть». Александр поморщился — при всей эффектности этой метафоры, невольно пришедшей ему на ум, в ней сквозила какая-то театральная напыщенность. Он стал припоминать источник метафоры. Это была одна из многочисленных — уже почти неразличимых в своей массе — книг религиозной тематики, прочитанных им. Речь в той — не самой удачной — книге шла, кажется, о буддизме. За древней живой мудростью этого учения — не удовлетворившись лишь его расхожим книжным образом — он и приехал сегодня в этот совершенно незнакомый город с ничего не говорящим ему названием — Улан-Удэ.
Близился к концу март. В большом приволжском городе, когда он выезжал из него поездом почти четверо суток назад, заметно припекало весеннее солнце. Этот город также встретил его ясной солнечной погодой. Щурясь на солнце, Александр, вышел на перрон без шапки. Однако уже минут через пять он почувствовал, что с погодой здесь дело обстоит как-то иначе — с ярким светом солнечных лучей странным образом сочетался хрустальный холод воздуха. Холод этот явно исходил от земли. «Ледяной Крым» — усмехнулся он, и полез в рюкзак за вязаной шапкой. Прекрасно знакомую по студенческим скитаниям полынную Тавриду ему напомнили мягкие контуры невысоких гор, окруживших — словно обнявших — город.
Облик города рядом с вокзалом оказался самым обычным — типовая кирпичная застройка зрелого советского периода с вкраплениями более архаичных, но также вполне себе жилых, двухэтажных деревянных бараков.
Александру предстоял мало предсказуемый день. В совсем недавнем прошлом — благополучное начало работы в крупном научном институте. В настоящем — неуютный возраст неполных двадцати шести лет, совершенно неизвестный город без единого знакомого, буханка черного хлеба в рюкзаке и скромная наличность в кармане, едва превышающая стоимость дороги возвращения. В неотложном ближайшем будущем — обнаружение нового хода — новой судьбы, либо возвращение — отступление на старые позиции.
Единственный намеченный ориентир на дальнейшем пути — Иволгинский дацан. Расспросив дорогу к нужной остановке, и добравшись до нее, в ожидании автобуса Александр рассеянно скользил взглядом по листкам объявлений на покосившемся деревянном заборе. Одно из них словно само привлекло его внимание: с сегодняшнего вечера в Улан-Удэ начинались лекции по раджа-йоге. Их проводила группа последователей этого учения из Благовещенска. Курс лекций должен был продлиться неделю.
Уже возле Иволгинского дацана Александр встретил явно походного вида — с объемными рюкзаками за плечами — группу человек из десяти — парней и девушек, — шедших по дороге от буддийского монастыря. Вечером, придя на лекцию по раджа-йоге, он увидел, что занятия проводят те самые «туристы». После окончания лекции несколько из них сразу же подошло к нему с расспросами — не его ли они видели днем у Иволгинского дацана? Завязалось непринужденное знакомство искателей истины. Обустройство в Улан-Удэ гостям из Благовещенска предстояло только после лекции, и они тут же предложили Александру разделить с ними кров и пищу. Таким — почти невероятным — образом завершился его первый день в Улан-Удэ, начавшийся в полной неопределенности на незнакомом вокзальном перроне. Хотя почему-то он воспринял этот поворот событий без какого-либо удивления — словно бы они выстраивались по заранее определенному кем-то сценарию.
Уже в первый вечер общения прозвучали предложения Александру познакомиться глубже с раджа-йогой. «Я ищу. И слушаю. В том числе, и вас. Возьмите меня в свою систему — если сможете» — ответил он.
Незаметно по времени и однообразно по внешней канве событий прошла для Александра эта неделя. Утром — поездка в Иволгинский дацан с посещением буддийских служб и одинокими бесконечными — до трех – четырех часов пополудни — прогулками по просторной территории монастыря с бесконечными же размышлениями о дальнейшем пути — по-прежнему была отложена тощая пачка купюр, точно покрывающая стоимость дороги возвращения. Вечером — присутствие на очередной лекции радушных воодушевленных последователей раджа-йоги из Благовещенска — уровень их постижения этого древнего учения был весьма высок. Других новых знакомств в эту неделю у Александра почти не завязалось. Но он словно и не искал их, прислушиваясь к себе самому в поисках решения вопроса, который привел его в этот город, и, боясь спугнуть это решение обыденным, разрушающим напряжение сознания, общением. Извне же ему нужен был некий знак, какое-то единственное стечение обстоятельств. При этом было невозможно предугадать, каков может быть этот знак, каково может быть это стечение обстоятельств.
Наступил последний день улан-удэнских гастролей новых друзей Александра. Утром он проводил их — возвращавшихся домой — на поезд. Последние вопросы на перроне: «Ну что? Может быть с нами? На месте поможем определиться с работой и жильем». Александр отрицательно покачал головой: «Нет, вы — ваши наставления — не взяли меня». Уже перед самой отправкой поезда руководитель группы — тоже Александр — написал на листке бумаги двузначное число: «Саша, можешь зайти в Иволгинском дацане в этот дом. Я слышал, что его хозяин — лама — интересный человек».
Вновь одиночество в почти также малознакомом городе. Остающееся до принятия решения время сжимается подобно шагреневой коже — вечерний поезд на Запад ставит предел этому времени. Александр решает еще раз съездить в Иволгинский дацан, хотя мысль о возвращении уже начинает укрепляться в его сознании.
Последняя перед почти неизбежным возвращением поездка в Иволгу. Последнее посещение главного храма. Последний круг внутреннего обхода монастыря. Почти по всей длине этого обхода протянулся ряд опоясанных слогами мантр молитвенных барабанов — большей частью совсем небольших — около полуметра высотой, и нескольких — в человеческий рост.
В этот дневной час в дацане было почти безлюдно. Когда Александр подходил к большому молитвенному барабану в юго-западном углу монастыря, к этому же барабану быстрым шагом направился, вышедший из небольшого храма неподалеку, лама лет сорока на вид. За противоположные рукояти молитвенного барабана они взялись одновременно — при этом внимательно посмотрев друг на друга, и вместе повернули его на один полный оборот. После этого лама также быстро, как и пришел, направился вглубь территории монастыря.
Александр застал в ламском доме, номер которого ему сообщил его тезка из Благовещенска, женщину, готовившую на печи обед. «Лама скоро придет», — сообщила она, и предложила гостю угощение — только что приготовленный, невероятно ароматный и наваристый, дацанский суп. Вскоре пришел хозяин, и Александр совершенно не был удивлен, что это — лама, вместе с которым он повернул сегодня молитвенный барабан. «Что ты ищешь?» — спросил лама, и Александр легко и ясно сформулировал свой ответ.
Что же произошло в ту уже далекую неделю? Были ли те события следствиями случайных совпадений? Или — как учит буддизм — закономерными следствиями причин, заложенных прежними деяниями тех, кто и стал участниками этих событий?
Прошло более двух десятков лет. Многое принесли они Александру, посвятившему ту часть своей жизни, что началась в Улан-Удэ, учению Будды. Но многое уже и безвозвратно забрали — отправились в свои новые существования самые близкие из его учителей и друзей, принадлежащие к мощной древней непрерывной традиции, идущей от одного из любимых учеников Будды Шакьямуни, — традиции, в которую привел Александра тот памятный поворот молитвенного барабана.
Улан-Удэ стал для Александра близким — практически родным — городом, особенно полюбившимся ему своей старинной частью с каменными Гостиными рядами и сонными приречными улочками. Особенно хороша была эта часть города во второй половине сентября с ясными солнечными днями с их уже остывающим воздухом, когда поросшие лиственницами близкие горы словно окованы медью и бронзой.
Уже давно Александр — житель Улан-Удэ. При этом облик города во многом изменился — в части современной застройки, скроенной, увы, по китайским лекалам (часто бывая теперь в Срединном царстве — по пути в Страну снегов — Тибет, — или возвращаясь оттуда, — он не раз имел возможность в этом убедиться). Но и во многом облик города остался тем же — в части все той же, по-прежнему преобладающей, типовой кирпичной застройки зрелого советского периода все с теми же вкраплениями по-прежнему вполне себе жилых деревянных бараков. И эта неизменившаяся с тех пор часть города — вне зависимости от ее архитектурных достоинств и степени пригодности для жизни — дорога Александру более всего, сохраняя для него облик Улан-Удэ того времени — времени решающего поворота колеса его судьбы.
2017 г.
