…Это случилось лет тридцать назад. У фронтовика Раднаева с возрастом стали появляться болячки. Одна, другая. И старшие дети уговорили отца пройти всестороннее обследование в республиканском госпитале ветеранов войны и тыла. После обследования за Радной приехала дочь Ирина, которая в том году заканчивала третью улан-удэнскую школу. Приехала на военкоматовской машине, которую, по просьбе дочери ветерана, любезно предоставил военком. Он постоянно приглашал фронтовика в военкомат в День Победы и был с ним на короткой ноге. За рулем был парнишка, которого недавно призвали на службу.
В ту пору машин в Улан-Удэ было не так уж и много. Движение без всяких пробок, никаких нервотрепок. Поэтому парнишка, водитель уазика, ехал спокойно, напевая незамысловатую песенку. Проехали уже полпути в сторону поселка Вагжанова, как дремавший на переднем пассажирском сидении Радна почувствовал через приоткрытое окно запах дыма. Продрал глаза и увидел, что дым стелется, словно сказочный дракон по дороге и уходит за поворот. Фронтовик сходу соориентировался, что дальше за поворотом начинается поселок.
«Неужто, пожар в поселке», — подумал он и тут на повороте, сидевшие в уазике увидели, как впереди мчится бензовоз, у которого прицеп с цистерной охвачен огнем.
— Он че, дурак не видит что ли? — парнишка повернулся в растерянности к фронтовику.
— Похоже, не видит, — удрученно покачал головой Радна. Затем, мгновенно преобразившись, крикнул ему. — Сигналь, он же сейчас в воздух взлетит! А там еще и дома, люди!
Но водитель бензовоза ехал, включив магнитолу на всю катушку, и, понятно, ничего не мог слышать. А между тем огонь неумолимо разгорался.
— Видно, не услышит он! Времени в обрез! Давай мне руль, а вы с Ириной срочно из машины!
— Дядя Радна, это вы с вашей Ириной из машины, а я попробую догнать придурка.
— Я тебе сказал: вон из машины! Вам молодым еще жить да жить! Быстро из машины!
Радна догнал бензовоз при въезде в поселок. Уазик со скрежетом резко остановился перед ним. Шофер бензовоза, огромный патлатый бугай с монтировкой и матами вывалился из машины. Навстречу ему быстро сполз с сидения Радна, тыча на бензовоз. И лишь тут водитель увидел объятый пламенем прицеп, и кинулся в кабину за огнетушителем. Схватил огнетушитель и Радна.
Все кончилось довольно быстро. Когда, запыхавшиеся парнишка и Ирина, подбежали к ним, «пожарники» стояли, притулившись к ступеньке бензовоза, и, молча, утирали ветошью гарь с лица и рук. На прощание бугай приобнял Радну:
— Ты прости, батя, что не то подумал. Счастья тебе, твоим близким.
Фронтовик просто улыбнулся и сказал:
— Ты, давай поосторожнее на поворотах.
Бензовоз уже скрылся между домами. Уазик ехал неторопливо своим путем.
— Счастливый вы, дядя Радна, — обратился к фронтовику парнишка, притормаживая на спуске. — А ведь бензовоз мог взорваться.
— Мог, — спокойно ответил Радна, взглянул на дочь, которая пунцовая сидела сзади, еще не оправившись от произошедшего, и добавил. — Счастливый, выходит, я, сынок.
* * *
…Радну, едва исполнилось семнадцать в марте сорок третьего, сразу же призвали в армию. Да и он сам этого очень желал. До этого два раза просился на фронт, но из-за возраста отказывали ему. Еще в сорок первом ушел на фронт его отец и сгинул в огненной пучине. Ни слуха, ни духа. Мать устроила Радну в прошлом году стропальщиком на улан-удэнский паровозовагоннорементный завод, где она с мужем работала со дня начала его строительства. Откуда призвали в армию мужа, а теперь и сына. Перед самым отъездом в военкомат мать, пожилая кряжистая бурятка, в отличие от отпрыска весьма набожная, попросила прийти и побрызгать сыну на дорожку старенькому шаману, который доживал свой нелегкий век в небольшой избушке возле колхозного рынка. В двадцатых — тридцатых годах почти всех лам и шаманов в Бурятии извели большевики. Кого выслали куда подальше, иных засадили в каталажку, а третьих расстреляли. Борхон, так звали шамана, чудом остался жив в своем улусе. И то власти смилостивились из-за возраста престарелого человека. Почти перед самой войной поселился он в лачуге в центре Улан-Удэ. С прошлого года зачастили к нему, в основном, жены и матери фронтовиков в надежде на лучший исход их близких. Знала его и мать Радны. Правда, ничего конкретного он ни разу не сказал о судьбе ее мужа, но все же она ему верила. Сам Радна совсем юнцом вступил в комсомол, искренне горячо участвовал в мероприятиях, которые организовывала партия, комсомол и Советская власть в Улан-Удэ. И потому считал набожность матери делом недостойным и вредным. Но сейчас хоть и с трудом, но согласился с приходом дедушки Борхона. Пожалел родительницу, не хотел ее расстраивать. Мать все-таки. Да и, когда еще свидишься с ней?
Старый Борхон долго смотрел на бутылку водки, крутил ее, потом не спеша отковырнул ножом вымазанную темнокричневым сургучом пробку, налил полстакана и, подкашливая произнес:
— Вижу, сынок, трудно будет тебе. А где на войне легко бывает? На то она и война.
Мать Радны неспокойно заерзала на табуретке.
— Встретишься ты на фронте с добрым человеком, — после некоторой паузы сказал шаман, и вновь помедлив, негромко продолжил. — В возрасте он будет, держись рядом с ним. Опытный он воин, две войны за его плечами. Слушай его, он плохого не скажет. Будешь делать, как он скажет, может, и целехоньким вернешься.
Радна терпеливо выслушал наставления шамана и, когда он уходил крепко пожал ему руку. Старик Борхон, уже переступая порог, тихо бросил:
— Когда-нибудь должно прийти спокойствие и в наши края…
* * *
После окончания краткосрочных курсов молодого бойца Радну и его сослуживца, земляка — Веньку Истомина отправили на Северо-западный фронт.
— Принимай пополнение, Галяутдинов, — майор Круглов показал на двух новеньких, на которых светлые полушубки висели как на огородных пугалах. — Рядовые Раднаев и Истомин, твои земляки-улан-удэнцы. Будешь для них отцом-наставником. Покажи что — где, объясни наши порядки. Покеда, мне пора.
Майор быстро растворился в вечерних сумерках. Галяутдинов подал руку новеньким:
— Гвардии сержант Галяутдинов. Можете просто дядя Рашид.
Солдаты также представились.
— Я жил в Улан-удэ на Батарейке, — бывалый сержант взял в рот самокрутку и запыхтел.
— А вы где?
— Я в Заудой, — пробубнил Истомин.
— Я в соцгородке, — ответил Радна.
— И сколько же вам, хлопцы, стукнуло? — застыл в ожидании Галяутдинов.
— Нам по семнадцать, — ответил Истомин.
— Негусто, — дядя Рашид спрятал в карман полушубка тряпичный кисет. — Наверное, еще не научились курить, поэтому не предлагаю отраву.
Пока пили чай, Галяутдинов вкратце обрисовал фронтовую обстановку. Их блиндаж находился в пяти километрах от линии фронта. Они должны были дожидаться обоз с боеприпасами, чтобы потом их развести на лошадях по передовым позициям. Рассказал о здешних порядках. Предупредил, что без его ведома никаких движений не делать.
— Осмотритесь, привыкайте, а потом уж воевать будете, — сержант прилег на нары, лицом к стенке блиндажа и пробухтел.
— Давай, молодежь, спите, завтра пахота начнется. Жалко, конечно, что вас такими молодыми война застала.
* * *
Минуло две недели, как новобранцы были на фронте. Научились под выстрелами разносить боеприпасы по окопам. Шныряли по извилистым окопам как у себя дома во дворе. При взрывах уже не так вздрагивали. Словом, постепенно обживались. Но, тем не менее, наставник — сержант строго следил за ними, относясь к ним словно к своим детям. Покрикивал на них, делал замечание, если видел или чувствовал, что ребята зря рискуют, хотят показать излишнюю удаль.
— Успеете еще повоевать, — говорил он. — На вашу долю еще хватит войны.
Это бесило молодых солдат, они рвались в настоящий бой. И такой вскоре случился. Немцы прорвали линию фронта. Прямо в том месте, где находились новобранцы. Все произошло неожиданно. Фрицы нежданно-негаданно возникли из морозного тумана, как оборотни, с тыла. Началась страшная кутерьма. Свист пуль, взрывы гранат, душераздирающие крики раненных, стоны, воинственные возгласы, маты, проклятия…
В этом бою, где немцы все же получили ожесточенный отпор, много советских воинов пало и было ранено. Радне, который за минуты до налета врага примерял трофейный утепленный сапог, осколком гранаты оторвало каблук.
— Хорошо хоть каблук, а ведь могло и башку оторвать, — дядя Рашид переплюнул через плечо и постучал по чурке, на которой сидел и попыхивал махоркой.
Комсомолец Истомин невольно перекрестился.
— Вот такая вот, братцы, война, — сержант выпустил сизый дым и добавил. — Мужики, это только начало.
Теперь поведение новобранцев стало более осознанным, осторожным.
Снег расстаял, из пожухлой прошлогодней травы проклевывались зеленые иголки новой травы. Щебетали птички. Яркое солнце трепетно прогревало уставшую от зимы еще стылую землю.
— Завтра с раннего утра идем в наступление. Уж поверьте старому солдату будет очень жарко, поэтому от меня ни на шаг. Все понятно? — Галяутдинов обернулся к солдатам, пившим холодный чай в углу землянки.
— Так точно, — нестройно ответили Раднаев и Истомин.
Атака началась с артиллерийской канонады, тысячеголосое «ура!» разнеслось по многокилометровой линии фронта. Красноармейцы бежали за танками, спотыкаясь, поднимаясь вновь. Галяутдинов приостановился возле подбитого фашистского тигра, поджидая своих подопечных. Когда они подбежали к нему, он толкнул их за танк и, подождав, когда пробегут другие красноармейцы, он крикнул:
— Быстро под танк! Никаких разговоров! Это приказ!
— А зачем?— Истомин в недоумении взглянул на Раднаева. Тот пожал плечами.
— Я вам сказал: это приказ! Вы должны остаться живыми, чтобы дойти до Берлина, а там жизнь покажет, а здесь мы как-нибудь справимся без вас! Под танк! И тихо у меня! Когда будем возвращаться присоединитесь к нам.
Как и предполагал сержант бой оказался кровопролитным. С поля брани вернулся лишь каждый третий. Полег в этом бою и дядя Рашид…
* * *
Сегодня наконец жара спала. В улан-Удэ установилась теплая, приветливая погода. Весь июнь, половину июля Радна ждал такой погоды. Уютно пригревало солнце, ласковый летний ветерок, незлобиво поддувал с Селенги, и что очень ободряло Радну — воздух после прошедшего ночью дождя, наполнял природу свежестью, ожиданием благости и вселял в него светлую надежду и заметно поднимал настроение.
На душе у Радны было легко и радостно. И не только из-за хорошей погоды. Сегодня было его день рождения. Навестить отца, деда, прадеда, который жил в поселке имени Вагжанова приехало многочисленное потомство. Правда, приехали не все. Некоторые не смогли приехать: на то были вполне объяснимые причины. А вообще детей у него с супругой было ни много — ни мало десять человек. Все обзавелись семьями, народили детей, обросли внуками. И теперь у Раднаевых потомство составляло аж стодвадцать шесть человек. И они почти все обосновались в Улан-Удэ.
Радна с супругой жили вдвоем в добротном благоустроенном бревенчатом доме, который построили дети пять лет назад, порушив старый. Он, прихрамывая, опираясь на трость, вышел за ворота, присел, на скамейку.
— Привет, дядя Радна, — поздоровался Витька, местный балагур, шестидесяти трех лет от роду, любивший, нет-нет, да и заложить за воротник. Из-за этой слабости так и не получилось с семейной жизнью. Жил он недалеко от Радны в доме-развалюхе. Жил один, иногда приезжала к нему приемная дочь из Иволги, привозила продукты, которых хватало на три-четыре дня. Местные выпивохи, прознав, что была падчерица, махом слетались к Витьке. И как саранча, прихватив с собой бутылку-другую катанки, пожирали привезенные продукты. И вконец обнаглевшие, выклянчивали у хозяина пенсионные крохи, которые пропивали пока была закусь.
Витька присел рядом с Радной.
— Вижу дети, внуки приехали,
— Витька кивнул в сторону ограды, попросил сигарету, закурил и медленно сказал: — Счастливый ты человек, дядя Радна. Прошел войну, куча детей, внуков. А что еще надо человеку?! Завидую я тебе.
— Надеюсь, не черной завистью? — Радна прищурил глаза.
— О, боже упаси! — Витька вскинул заскорузлые руки к небу. — Только белой, дядя Радна.
— Ладно, сосед, иди домой проспись, а то смотрю: едва сидишь, — фронтовик слегка тронул за плечо Витьку.
— Дай, дядя Радна, еще сигаретку, да я повалю.
Получив курево, Витька пошкандыбал неуверенной походкой по улице.
Едва Витька скрылся за углом, к дому Радны подъехало такси. Из него вышли два молодых человека. Один в военной форме с лейтенантскими погонами, другой в темносинем спортивном костюме. Они подошли к Радне и поочередно обняли старика.
— Здравие желаю, бабаай. С днем ангела, — сказал молоденький лейтенант.
— Спасибо. Слышал с отличием закончил училище, — улыбнулся дед.
— Есть такое, — скромно ответил внук.
— А ты я слышал чемпионом России стал, — Радна подтянул к себе другого внука-борца.
— Так получилось, — застенчиво ответил внук.
— Идите в дом, бабушка вас заждалась, — Радна, широко улыбаясь, отворил им калитку.
«Счастливый, — мысленно повторил слова соседа Радна, подумал и покачал седой головой. — Наверное, счастливый».