​Автобус

В свете тусклых фонарей снег падал медленно крупными хлопьями, некуда спешить — по сибирским меркам зима можно сказать только началась. И мороз еще только—только набирал свою мощь, готовясь по-настоящему ударить уже в январе. Час—пик давно миновал, среди прохожих можно было встретить людей с елками, спешащих домой их украшать. И календаря не надо — скоро новый год.

Андрей возвращался после занятий со своим репетитором по английскому, и всякий раз ему нужно было ездить через весь город. Не столько он боялся предстоящего через полгода экзамена по английскому, он бы с легкостью с ним справился и без особой подготовки, просто он ему ужасно нравился, чрезвычайно. Да и репетитор была богатым собеседником, частенько она давала ему художественную литературу, в том числе и на английском. Вряд ли кто-то из окружения Андрея, мог разделить с ним его любовь к литературе. Общаясь с этим человеком, Андрей, делал для себя вывод, что это не столько учитель для него, а что это нечто большее, словно наставник, сенсей или магистр-джедай для падавана. Это было искренним удовольствием общаться с Еленой Павловной, он чувствовал, что всесторонне обогащается, и его совершенно не напрягало трястись в общественном транспорте ради этого.

О, да и будет ли он сдавать английский? В действительности, он все еще сомневался во всем, и до сих пор не знал, куда бы ему пойти учиться после школы. С его английским, с одной стороны, путь на иняз мог бы показаться логичным, как он для себя решил. В большинстве случаев, когда у него спрашивали, куда бы он хотел пойти учиться Андрей отвечал, что на иняз. Но вот, вдруг пришло осознание, что язык-то он практически выучил, вот только какой теперь иняз? Домашние об этом даже и не знают, вполне возможно, полностью уверены в выборе Андреем иняза, и все же он старался этой темы в разговорах не касаться. Сомнения напрягают, и даже для себя он старался всячески избегать мыслей об этом. А в школе и подавно, надоедали заезженной пластинкой: «Определяйтесь, определяйтесь!» Его это бесило и угнетало, потому что он снова начинал думать о том, в чем, в сущности, сейчас разобраться никак не мог. «Трясутся за свои рейтинги, им же втык дадут потом за количество проваливших экзамены. Балаболы!»

Повсюду уже были гирлянды и разноцветные огоньки, оформленные под цифру 2007, но Андрей, возможно, впервые, новогоднего настроения не ощущал. Словно во всей этой новогодней атмосфере он плыл в мыльном пузыре.

Ездил он постоянно на автобусе, вроде одного из таких, на которых совсем еще недавним летом Андрей в компании с приятелями периодически катались, убивая время, когда надоедало просто шляться по улицам. Чаще всего в воскресенье, в районе автовокзала они втроем-вчетвером распивали баллон пива, а потом и садились кататься на эти здоровенные автобусы, вроде «лиаза» или «лаза». Там еще были эти дурацкие колесные арки, которые мешали нормально сидеть.

Чуть захмелев и укачавшись по дороге, подростки начинали скучать. Однажды было решено попробовать стащить мелочи у водителя. Поездок стало больше. Он множество раз видел, как его самые дерзкие приятели, скинувшись на «камни-ножницы-бумагу», определяли, кому из них тащить на этот раз. Одноклассник Андрея — Антон, словно в прошлой жизни был воришкой-карманником — у того были руки длинные, загребущие, словно из анекдота, да и сам он был очень большого роста, и ужасно худ, нарисуй с него любую картинку — получится карикатура. За это его частенько называли обидным для него прозвищем «Клюшкин». А что же он зашибал? Впрочем, эта ужасная кличка прицепилась к нему еще задолго до того, как они начали зашибать денег в автобусах.

Редко когда можно было с облегчением обнаружить, что никакого кондуктора с водителем не было, и чаще всего все заканчивалось тем, что мальчишкам приходилось от таких затей отказываться. Вот этот угрюмого вида мужик, покачиваясь в дороге, изучает о чем—то переговаривающихся малолеток, которые ухмыляясь, смотрят ему прямо в лицо, стараясь разозлить, и тот отвечает надменным взглядом.

Возможно, бессознательно, но среди тех, кто рисковал и совал руки куда не надо, сложилось мнение, что у Андрея и остальных ребят просто кишка тонка на такое. И обычно Андрею доставалась роль, как они сами выражались между собой, «любопытствующего-сочувствующего водиле» типа. Обычно это предполагало включение дурачка — пара вопросов, плюс демонстрация видео на телефоне, было хорошо, если удавалось убедить водителя скинуть ему видео по блютузу. Среди них был еще один парень — он был большим, почти полным, чья задача состояла только в том, чтобы заслонить в нужный момент кондуктора. Это был друг Антона, но Андрей даже не знал его имени, и вообще тот был не слишком общительным. Андрей все удивлялся, как у Антона не понизился уровень интеллекта от общения с этим типом.

Впрочем, Андрей оставался в компании на своем месте, и играл свою роль обычного середняка. Он чувствовал себя совершенно своим, особо не задумываясь, что вообще творит и в чем участвует. Незачем было отбиваться от этой компании, Антон мало с кем держался на равных, чаще демонстрировал превосходство как в дерзости с учителями, так и драках. К тому же «двигался с братвой», и все его просто боялись. Андрею было просто не выгодно портить отношения с ним, такой выгодной дружбой для себя он дорожил, хотя и не считал, что Антон достаточно приятен ему. В случае с Андреем Антон словно почувствовал в Андрее равного. Тот остроумно шутил, был первым по большинству предметов, к тому же отлично переводил песни на английском, когда выходила новая. Антон включал трек на телефоне, и Андрей почти моментально, строчка за строчкой переводил песню. Антон был в восторге.

Андрей никак не объяснил для себя то, что собирался сделать. Кондуктора не было, людей в салоне не густо, да и водила уставший под конец дня, наверняка внимание на нуле, подумал Андрей. Возможно, это было совершенно банальное желание почувствовать, насколько это кажется опасным в этот момент.

Наконец он решился подобраться к водителю. Тот посмотрел в зеркало и встретился взглядом с нелепого вида худеньким подростком, который прислонился к поручню у самого водительского места. Андрей оперся о перегородку, разделявшую салон и место водителя, и его пальцы, словно сами собой, что-то нащупали, и тут мурашки побежали вверх по его спине. По всей внутренней стороне стальной панели были закреплены купюры на скрепки, которые не были заметны со стороны, но если просунуть руку, то их легко можно было достать. Сердце встрепенулось, словно воробей, — так много было купюр и так приятна была та бумага, которую ни с чем не спутаешь. Он не решался опустить глаза и посмотреть, что там за купюры. Андрей подумал, что водитель его засек — от волнения ему казалось, что тот продолжал ловить его взгляд. Он стоял, вцепившись в поручень, водитель тем временем объявлял остановки, и автобус продолжал нестись дальше.

Мгновенье спустя, к месту шофера подошел усатый мужик, что-то буркнув Андрею.

— На остановке остановите. — Мужик полез в карман, чтобы расплатиться.

Рука Андрея проскользнула под панель и сорвала пару скрепок с купюрами. Еще одна остановка, Андрей все стоял на месте, словно скованный, он быстро соображал. Опасения усилились. И снова он думал о водителе, и что чем дольше он оставался рядом с ним, тем больше мог вызвать подозрений.

Он опустился на сиденье, что, как ему показалось, было самым странным местом в салоне. Эта мысль пришла к нему внезапно, и он снова быстро окинул все взглядом. Кресло было нелепо размещено у большой панели, где у водителя размещались магнитола, иконки, деревянные ящики под разные мелочи и деньги. Начиная с кресла, находящегося перпендикулярно-отстраненно всем остальным, глядя и на жалкий плед в желто-зеленую клетку, покрывавший всю панель, и заканчивая рулем в оплетке, появлялась смешная до глупости мысль, что это «особенное место», и у сидящего здесь есть право приобщиться к чудесному уюту этого автобуса, словно существующего в нескольких десятилетиях.

Андрей развернул купюры — в одной из них было две бумажки по сто рублей, а во второй три по пятьдесят. Добытая сумма не впечатлила и не разочаровала его, он засунул купюры в карман и стал смотреть на дорогу. Было девять вечера, и автобус летел сквозь долгую зимнюю ночь, снежинки поблескивали на стекле, мерцали огни стоп—сигналов и проносящихся фонарей, из магнитолы, через потрескивающий динамик доносилась песня Тани Булановой. Андрей не знал названий ни одной ее песни, но голос узнавал всегда. «О, мой соон…..моооой сон..мой сон…мы будем вместе…когда—нибудь….»

Он окинул взглядом весь салон, пассажиров почти не было. В его памяти вновь начали всплывать картины из прошлых поездок с ребятами, когда они также, отвлекая внимание водителя дурачились и таскали деньги. «Тогда это казалось веселей», подумал Андрей.

Наконец он поднял глаза на водителя.

— До скольки ходит автобус? До полодиннадцотого примерно? — спросил Андрей.

— Да нет. Куда там… Уже ближе к десяти прекращаю ходить — ответил водитель.

— Почему?

— А потому что людей нет. Сам видишь, пустой еду.

Андрей повернулся, и, в очередной раз окинув взглядом салон, ответил:

— И так в любой день бывает?

— Ага, ну за исключением может быть понедельника и еще пары тройки дней в неделю. Я вот должен в конце смены отдать пару тройку тысяч, чтобы хотя бы «уйти в ноль»..

— И много рейсов за день?

— Четыре.

— Значит за рейс надо около восьмиста рублей с лихом делать?

— Правильно.

Андрей задумался. «Хмм… такие деньги можно заработать только при полной посадке, а в автобусе, грубо говоря, народу вообще нет.»

Немного помолчав, водитель добавил, что до Нового года осталось совсем чуть—чуть, а настроения новогоднего нет совершенно.

— Эх, может просто возраст уже такой, — сказал он.

— Нет, мне вот 16 и у меня тоже его нет, — ответил Андрей.

Миновало еще две остановки, водитель остановил автобус, и вышло несколько пассажиров, и к удивлению, Андрей заметил, что вышло пятеро, а заплатило только трое. Водитель не стал орать ничего вдогонку, просто задумчиво посмотрел в зеркало заднего вида и сказал: «Новый год скоро, люди, наверное, много денег тратят». Водитель настолько располагал к себе, что Андрей совершенно забыл о купюрах, которые он вытащил у того же.

Водитель снова поймал его взгляд, он чувствовал отсутствие настроения у Андрея, и решил его немного подбодрить:

— Знаешь, есть фраза одна, вернее анекдот один старый, типа встречаются два друга один другого спрашивает «как дела?», тот отвечает «в полоску — то черная, то белая». А тот: «а какая щас у тебя?» — «Черная», говорит. И проходит еще полгода, они снова встречаются. И снова один другого спрашивает: «Ну как дела? Хотя погоди, знаю, в полоску. Вот какая полоска щас?» Тот отвечает: «Черная». «Как черная, опять, что ли? Тогда же черная была»,— удивляется другой. «Тогда черная была, но щас чернее!» Вот такой анекдот. Я его вот так дополнил — что в каждой черной полосе есть и свои черные и белые полосы.

Андрей улыбнулся и задумавшись посмотрев на удаляющуюся остановку спросил:

— А зайцы бывают?

— Ох, больная тема, — водитель отвел голову влево. Очень много. За смену по-всякому бывает, в среднем где-то рублей на 300—400. Некоторые проезжают полгорода, а платят за пару остановок. Я все это прекрасно вижу и помню где они садились. Ну и что мне тогда? Ругаться мне с ними что ли? Вообще совесть очень хорошая штука.

— Пусть остается на совести каждого. — промолвил Андрей.

— Ага.

Но тут он осекся, словно пронзенный, сматерился.

— Что-то не так? — водитель покосился на Андрея.

Он вспомнил, что сделал несколько остановок назад. Андрей даже удивился этим своим словам. «Что ты несешь, мать твою..».

Андрей резко отошел и сел за водителем.

Он сжал несчастные бумажки. Остаток этой поездки он все думал, а что остается этому человеку. Водитель был очень тактичный и каждому пассажиру говорил: «спасибо» и «пожалуйста», и заранее объявлял остановки. Этот человек, конечно этого мог и не делать, и никто бы ему ничего не сказал, но все же он это делал, он старался. Вскоре автобус доехал и до остановки, где Андрею надо было выходить. Съедаемый стыдом, Андрей рассчитался сначала за проезд, а уходя бросил скомканные бумажки на панель перед водителем. И пулей вылетел из автобуса с глаз долой. А следом в спину услышал: «Спасибо».