Появлению и распространению смешанных семей способствовала церковь, заинтересованная в росте своей паствы. В том числе и за счет бурят преступников. Крестившись, он становился другим человеком - русским, неподсудным родовой юрисдикции и женился на русской женщине. Впрочем, все преступление такого человека могло заключаться только в конфликте с родовыми начальниками – нойонами, теми, на кого он работал. Ведь в те времена никакой социальной защиты у наёмных работников не было. Все изменилось только со сменой общественно-политического строя после 1917 года, сообщает газета «Буряад үнэн».
Бурятские преступники, каторжанки и каторжане
Именно поэтому в лоно православной церкви бежали преступники буряты. Жамбалова Янжима, 1916 г.р., из с. Кусоты Мухоршибирского района рассказывала об этом: «Раньше, если человек убьет кого-то, пойдет к русским, к крестосам и скажет: сделайте меня русским, карымом. Тогда Христос разрешает, он читает Христосу молитвы и проползает (голдироод гараха) между ног (ала доогуур) русской женщины, которая стояла, расставив ноги: как будто она его родила. Он как бы становится ее ребенком. А потом ему повесят крест» (Жамбалова, Игауэ, 2010, с. 152–153). «Сделают большое преступление, убийство, большое воровство и крестятся. Из буддийской веры переходят в христианскую – все, переродился человек. В тюрьме не сидел. Это обрусение. Чтобы окреститься и стать русским, они проползали между ног русской женщины – заново родился, а потом окрестился – значит, этот обряд перед крещением» (Там же, с. 155– 156).
К слову, откуда пошел этот обычай очищения? Из преданий баргузинских эхиритов: «Саган жил около Верхоленска со своими братьями, занимался охотой и пас скот своего отца Нэнгэлдэра. Мать его померла. Саган решил жениться. Он выбрал себе жену. Она была беременна от знакомого Сагана.
Когда прибыла свадьба с беременной невестой, Саган подошел к своей будущей жене, в один миг стащил ее с лошади и пропустил между ног. Этим приемом он очистил свою невесту от греха, после этого ее ребенок мог быть полноправным членом его рода. У баргузинских бурят есть обычай, по которому холостой молодой человек не должен жениться на беременной девушке» (Балдаев, 2012, с. 209). Очевидно, что такая форма крещения в Забайкалье и обычай баргузинцев имеют общие корни и являются обрядом очищения от греха прошлой жизни.
Крещеные буряты женились на русских женщинах и жили в своих отдельных карымских селах. В Мухоршибири это Брянка, Подлопатки, Бар. Варфоломеев Антон Ильич, 1917 г.р., русский, карым из с. Новоспасск (Брянка): «Весной в Егорьев день мой дед пас баран у богатого бурята, сам был бурят. Уснул, видимо, а волки его баран разогнали. Он испугался: бугор перешел, в церковь зашел, поп ему двадцать рублей дал, крестил – в русскую веру перешел, русским стал. Был Цыдехан, стал Егор. Вот и все. Бабка пришла в кандалах, в Сибирь сосланная. Он на ней женился. Дом наладили, семью завели. Вот и жили. Я дедушку не помню. А бабушку помню, умерла в 1930 году. Мы, русские, карымы» (Жамбалова, Игауэ, 2010, с. 205).
Село Старый Заган в Мухоршибири образовалось по- другому (Хохлов Иван Федотович, с 1931 года, родился в Старом Загане, православный, сибиряк): «Семейские нас называли харануты. Целиком все село Старый Заган они так называли. Когда-то давно здесь был пересыльный пункт, села еще не было. Этапы гнали. Те, кто обслуживал пересыльные пункты, бывшие ссыльные, отслужили свой срок и их отпустили на четыре стороны. Они перешли речку и женились на бурятках» (Там же, с. 231). «Харануты от слова бурятского «хара» – черный». Еще их называют баргуты. «Никакой разницы между харанутами и баргутами нет. Они одинаковые. Правильное – харануты» (Там же). То есть Старый Заган основали отбывшие срок каторжане и женившиеся на бурятских женщинах. Но, постепенно, проживая рядом с семейскими, они волей неволей сближаются с ними. Недавно я разговаривал с уроженкой этого села, которая сообщила, что теперь они считают себя семейскими: «Я знаю, что раньше мы были харануты. Бабушка рассказывала. Но теперь стали семейскими». Возможно, старозаганцам просто не хочется лишний раз объяснять, кто такие «харануты».
Массовая свадьба
Межрасовому смешению способствовали брачные традиции бурят. Тогда за невесту платили калым, размер которых доходил до 100 лошадей, 20 верблюдов, 50 коров, 200 овец и 30 коз. Беднякам это надолго закрывало путь к женитьбе. Однако невесту можно было выкрасть, обменяться или жениться на русской…
Известны и случаи организованных миссионерами массовых свадеб холостых бурят на каторжанках. В 1880 году Даурская миссия собрала 10 бурятских парней, батрачивших в русских деревнях у кулаков, выходцев из трех улусов южного Забайкалья. Русские миссионеры прекрасно знали, что батракам-бурятам трудно найти себе жен из-за калыма. Без калыма выйти замуж могли только русские девушки с внебрачным ребенком. В это время в Верхнеудинск прибыла партия из 120 каторжанок. Миссионер с приодетыми за счет купцов Голдобина и Трунева молодыми бурятами прибыл в тюрьму на свидание. «Женихи отобрали себе невест соответственно своим вкусам».
Затем в миссионерском стане были устроены коллективное крещение, венчание и торжественный обед. Действо проходило в присутствии викария, благочинного протоиерея с архиерейским хором и регентом, Забайкальского военного губернатора со становым приставом и урядником, волостных старшин, казацких атаманов, купцов первой гильдии г. Читы. Всем женихам дали имена и фамилии крестного благодетеля Суханова, купца из крещеных бурят г. Читы. «Будет, де, единое стадо и единый пастырь овец православных». Стол ломился от закусок и вина. «В школе же были устроены брачные постели молодоженам. Миссионер развел их по комнатам и благословил, пожелал им счастья чадородия.
Молодые все были пьяны, в постели некоторые из них подрались. Миссионер кое-как уговорил их спокойно спать. Ночью три молодухи, ограбив своих пьяных мужей, убежали. Поиск, учиненный миссионером, нашел одну в Красноярске, двух – в Акатуевской каторжной тюрьме, прибывших за мужьями-каторжанами» (Балдаев, 2012, с. 707).
Результат был предсказуемый, учитывая какой это был контингент:
«Порядочные женщины не шли добровольно в Сибирь, а шли самые подонки. И вот в 1759 году, например, в числе 77 женщин, пересылавшихся в Сибирь, 24 ссылались за мужеубийство, 10 за детоубийство, 1 за отцеубийство, 1 за кровосмешение с отцом и т. д. Короче сказать, здоровый колонизационный элемент Сибири был весьма незначителен и он положительно тонул в массе нездорового, а потому водворение порядка и законности в отношении русских к инородцам, когда первые в большинстве случаев не признавали никакого порядка и закона, было в высшей степени трудно» (Подгорбунский, ж. «Байкал» № 2, 2007).
Невольницы-пастушки
В начале 2000 года журналистское любопытство занесло меня в Бозой, место, явно не созданное для пребывания там женщины. Это была знаменитая женская зона под Усть-Ордой в Иркутской области.
В веселый застойный период, в 70-е и начало 80-х годов, единственная в Восточной Сибири женская зона в Бозое славилась своими красивыми узницами. Тогда большинство спецконтингента составляли растратчицы – торговые и финансовые работники и женщины легкого поведения, попадавшие по статьям за тунеядство и знаменитой 115-й, за заражение венерическими заболеваниями.
Попадали в самом расцвете женской красоты, в возрасте от 25 до 35 лет. Летней порой конвоированные зэчки пасли телят и гусей на зеленых лужайках. А что для мужчины может быть привлекательнее одинокой и истосковавшейся по ласке невольницы? На другой день я встретился с местными пастухами бурятами, и в разговоре коснулись и женской зоны. «Наши отары рядом стоят. На улице 40 градусов, а они целый день со скотом в степи. К ним зайдешь, а в тарелке у них только капуста на воде. Чифирем спасаются. Иногда мы даем им мясо, жир, жалко их, женщины все-таки». Кстати, некоторые из этих мужчин женились на бывших невольницах, в основном растратчицах. Таких семей было немало в соседних селах. Одним женщинам зона ломала психику, и ничего хорошего у них не вышло. Но были и есть вполне благополучные семьи с детьми и внуками…
Гулящие люди
Поскольку с самого начала русского проникновения в Сибирь в авангарде шли отряды, составленные из авантюристов всех мастей, в том числе по выражению того времени, «гулящих» (т.е. беглых), шатающихся, бездомных и безыменных людей, то от них трудно было ожидать высоконравственного поведения. Не было у них и постоянного духовного окормления, а если и было, то оно оставляло желать много лучшего.
«…имели последствием страшные беспорядки в отправлении сибирским духовенством своих обязанностей и крайнюю распущенность нравов вообще в сибирских христианах. Святейший Патриарх Филарет… послал в Сибирь обличительную грамоту с приказанием читать ее всенародно в церквях. Он укорял русских поселенцев в Сибири, особенно служилых людей, за то, что они не соблюдали положенных церковью постов, ели и пили с иноверцами, усваивали их обычаи, находились в связи с некрещеными женщинами, впадали в кровосмешения, брали себе насильно чужих женщин, закладывали, продавали, перепродавали их друг другу… Сибирское духовенство… снисходительно относилось к такому поведению своей паствы, да и сами духовные нередко вели себя не лучше мирских людей» (Жалсараев, 2014).
Такое свободное сексуальное поведение характерно для местных и по сию пору. «Были летние стоянки ферм, и туда ездили мужики отрываться. И аракиретские, и все там смешались. Они на летниках ферм свободно жили, а потом рожали без мужей. Есть же кино про русскую охоту («Особенности национальной охоты»), там они тоже к дояркам поехали, а финн не понял, говорит: «А я не хочу корову». (Когда речь зашла о «телках»– девушках. – Авт.) Вот это из жизни схвачено. Такое давно идет. На летники уезжали, кто следить-то будет? Со всего Бичурского района ездили» (Жамбалова, Игауэ, 2010, с. 269). Это воспоминания одного из информаторов о жизни в советский период.
(Глава из книги Александра Махачкеева «Карымы Бурятии. История и география поселений Русско-бурятских метисов», Улан-Удэ. 2018).