​На утренней заре, или запомните нас новыми

Скриншот обновленной газеты "Бурятия"

Сегодня общественно-политическая га­зета «Бурятия» выходит уже во второй раз в «новой одежке». От местного и серьез­ного цифрового кутюрье. В одной старой ленинградской байке про особенности ландшафта и менталитета граждан, насе­ляющих данный град, как-то вычитал сле­дующее.

Жители культурной столицы объясняют свой революционный норов тем, что Нева не­сет свои воды против солнца. Может, и есть интерпретация про данное совпадение у му­дрецов из фен-шуй. Но есть что-то особенное в этой истине. Если исходить из петроградской логики, мы в республике имеем множество в принципе равноудаленных водных артерий, которые дают одноименные наименования своим степям, горам и долам. На моей малой родине - это Кижинга и Кодун. Если степенный когда-то Кодун несет свои воды по солнцу, то капризная и время от времени грозящая за­сохнуть в последние годы речушка Кижинга шагает против пресловутого солнечного хода. Тем самым дает повод провести аналогии с питерской водной артерией. К примеру, на заре ХХ века классик бурятского соцреализма Хуса Намсараев (кстати, родился на берегах Кижин­ги) описал бурятскую версию Ромео и Джу­льетты с тематической поправкой на молодую советскую Конституцию и соцреализм. Опи­сал таким сочным языком, который сегодня местами все больше признается архаизмами и анахронизмами (к сожалению). Обозвал свое творение в первой редакции «Цыремпил». Од­нако когда его «обогнал» сокол агинских сте­пей Жамсо Тумунов, быть может, в негласной пальме первенства со своим романом «Степь проснулась», он перекроил, наводнил новыми персонажами, расширил географию и описа­тельную характеристику, во второй редакции представил на суд читателя уже роман - «На утренней заре». А пока же бурятская литера­тура расцветает новыми гранями, претендую­щими на «неонеоклассицизм» (авт.). Молимся и с придыханием повторяем за Еленой Жамбаловой:

Это я - солдат, что в окопе умер,

это я сестра, что над ним рыдала,

Это я родилась и жила в Батуми,

это я родилась и жила в Непале,

Это я - Христос, по воде прошедший,

это я - грааль - до последних капель,

Это я ободранным сумасшедшим уходил

из Рима пешком в Неаполь.

Это я - Ференц Лист и его этюды, и Гюго,

и Данте, и Гёте тоже,

От меня, Скуратова от Малюты,

за версту бежали, узнав по роже.

Это я - Монгол, тот носитель духа,

шел по завоеванным новым землям, -

Это я к земле приложивший Ухо -

я считал удары, планете внемля.

Это я, садясь на холодный камень,

все ждала рязановское «Кончита...»,

Это я играю в саду клубками разноцветных

шелковых тонких ниток,

Это я - смеющийся Юго Чавес,

это я - рассерженная домохозяйка,

Это я - бычок, на доске качаюсь,

это я - промокший до нитки зайка,

Сколько будет «я»... Видишь эту лопасть,

от нее «тут-тук» по воде кругами,

Между нами рвы, между нами пропасть,

километры времени между нами,

Но за первым кругом - второй и третий,

Иль четвертый - это не так уж важно,

Мы однажды встретимся на планете,

Или вне планеты: джаннат, диважин... Будем, может, чуточку лучше,

Ярче, может, дюже сдержанней

иль капризней...

Я в висок целую тебя и плачу. В новой жизни.