Оловские хамниганы в XIX в: этнический состав и расселение

Введение

В долинах рек Нерча, Хила, Олов, Куэнга, являющихся притоками р. Шилка, были расселены племена тунгусо-маньчжурского и монгольского происхождения, известные как оловские хамниганы, являвшиеся одной из ключевых групп нерчинских хамниган. В XIX в. это население было объединено в Оловскую инородную управу Урульгинской степной думы. Как сказано в официальной документации XIX в., основу населения Урульгинской степной думы составляли «тунгусы маньчжурского племени» [Нанзатов, 2012, с. 101], также за этой группой закрепилось название «конные тунгусы» [Долгих, 1960, с. 337].

В XVII в. к приходу русских на землях оловских хамниган располагались улусы Лавкая, Шилгинея и Гильдеги – улусы трех братьев, принадлежащих одному даурскому роду [Огородников, 1927, с. 12–13]. В долине р. Шилки, напротив впадения в нее р. Нерчи, был построен в 1653 г. Шилкинский острог, уничтоженный в 1656 г. Гантимуром. Впоследствии, в 1657 г., в долине Нерчи острог был восстановлен и стал известен как Нерчинский [Артемьев, 1993, с. 46–62]. Все местное население, подчиняющееся Гантимуру, после перехода из-под власти маньчжурского императора под власть московских царей стало платить ясак в Нерчинский острог, отсюда возникло наименование «нерчинские тунгусы», заменившее такие наименования местного населения как «дауры», «тунгусы-нелюды», «лелюли», «нелюли», «намясинцы», «таргачины» и др. [Огородников, 1927, с. 12–13; Долгих, 1960, с. 581]. Реформы М. М. Сперанского подразумевали создать для бурятского населения особые органы самоуправления – степные думы. Они создавались практически на всех бурятских территориях, в том числе и на восточной окраине была создана Урульгинская степная дума для Гантимуровых конных тунгусов. В XIX в. она делилась на пять инородных управ [Нанзатов, 2012]. Территория Оловской инородной управы представляла собой северовосточную окраину Урульгинской степной думы. Ее земли ближе всего располагались к Нерчинску, огибая его с запада на восток по северной стороне. Ближайшими к ней были земли Урульгинской и Улдургинской инородных управ, располагавшихся западнее ее. Соседними с юга и юго-востока были Шундуинская и Маньковская управы [см.: Нанзатов, 2018а, 2018б]. На юго-западе находилась Агинская степная дума [см.: Нанзатов, Содномпилова, 2017]. Русская колонизация долины Ингоды и ее северных притоков Нерчи, Куэнги, Курлыча привели к тому, что тунгусское население этой управы оказалось разорванным на несколько анклавов, крупнейший из которых располагался в притоках Нерчи, в долинах рек Хила, Дарасун, Торга, Оля (рис.). По описанию М. А. Сафьянникова, все селения Оловской управы разбросаны между селениями Оловской волости и поселками Торгинской, Курлыченской, Копунской и Сретенской станиц или вблизи г. Нерчинска [Сафьянников, 1898, с. 34]. Кроме того, к ведомству Оловской управы также относились небольшие анклавы в долинах Куренги и Газимура, где также были расселены представители Маньковской управы [Патканов, 1906, с. 133–134; Патканов, 1912, с. 566–568; Нанзатов, 2016, с. 202–205]. Среди административных родов, составленных по племенному принципу, крупнейшим был I Дулигарский – 1632 чел. Далее, Узонов – 776 чел., Кылтыгерский – 620 чел., II Баягирский – 431 чел., Почегорский – 82 чел., I Баягирский – 56 чел. Среди тех, кто не указал принадлежность к административному роду, было 252 чел. Кроме тунгусов (хамниган) к управе было также приписано небольшое количество орочонов. Лакшекагиры (орочоны) были расселены в д. Цагакшиной (4 чел.) и в с. Зюльзикан (19 чел.). Тулуягиры (орочоны) были расселены в с. Зюльзикан (14 чел.), и по 1 чел. в улусе Кыкер и д. Улей. Бультегеры (орочоны) – в с. Зюльзикан (9 чел.) и в улусе Кыкер (3 чел.) [Патканов, 1912, c. 579]. К 1897 г. практически все население управы говорило на русском языке – 7034 чел., 6 чел. указали основными языками тунгусский и русский, 6 – тунгусский, 9 – бурятский и 1 чел. – якутский [Патканов, 1912, c. 660–662]. Таким образом, ситуация, в которой управа была окружена плотным массивом русских поселений и г. Нерчинска, отразилась на языковой ассимиляции оловского хамниганского населения. Однако исследования С. М. Широкогорова во втором десятилетии XX в. позволяют отметить сохранение родного языка представителями нерчинских тунгусов, ставшими его информантами [См. : Shirokogoroff, 1929; Широкогоров, 2017]. Значительное число населения управы было крещено. Из крещеного населения были образованы отдельные сельские общества, которые в 1870 г. вошли в состав Оловской управы, а впоследствии были приравнены к административным родам – Мальцевскому, Нироновскому и Сухановскому [Уварова, 2005, с. 55–56]. Христианизация также сыграла важную роль в русификации хамниган.

В 1829 г. в ведомстве Оловской инородной управы состояло пять административных родов (табл. 1).

Таблица 1

Оловская инородная управа (население, 1828 г.) [ГАЗК. Ф. 55. Оп. 1. Д. 36. Л. 30–31] Административный род                                                                        Число душ

Перво-Дулигатский                                                                                    377

Второ-Баягирский                                                                                       204

Келтегирский                                                                                                74

Почегорский                                                                                                  239

Узонский                                                                                                         82

Итого                                                                                                                 976

По сравнению с переписью 1829 г., число административных родов в 1897 г. увеличилось за счет сельских крещеных обществ Мальцевского, Нироновского и Сухановского, приравненных к административным родам, а также отдельно стал отмечаться I Баягирский административный род. Значительно сократилось число почегоров, по-видимому, перешедших в число крещеного населения (табл. 2). Некрещеной частью населения, помнившей о племенной принадлежности, все еще продолжали руководить родовые управления, являвшиеся частью Оловской инородной управы. В связи с этим актуальным является рассмотрение этнического состава Оловской инородной управы в свете исследований этнической истории региона и поиска этнических связей племен, составивших административные роды указанной управы.

Этнический состав

Изучение этнического состава населения Оловской инородной управы остается актуальной темой ввиду сложности интерпретации этнонимов и, соответственно, исходной этнической принадлежности ее носителей. Привязка группы этнонимов к конным тунгусам – солонам – не исключает возможности принадлежности этих групп как к тунгусам, так и к даурам. Под вопросом остается происхождение кылтегеров (келтелеров). Неоднозначным является происхождение монгольского этнонима «узон», носители которого составили второй по численности административный род. Следует исключить из исследовательского поля такие наименования родов, как Мальцевский, Нироновский и Сухановский. Как уже было сказано выше, названия этих родов произошли от одноименных крещеных сельских обществ, в свою очередь, названных по фамилиям православных священников, крестивших значительную часть населения этой управы. В связи с этим необходимо отметить, что попытка привязать название «Нироновский» с раннемонгольской общностью нирун – несостоятельна [Очир, 2016, с. 122].

Дулигар/дулигат.

По мнению В. А. Туголукова, этноним «дулигар» приобрел с середины XVIII в. монголизированную форму с суффиксами -гар и -гат. Прежде этот этноним был известен как «дуликагир» [Туголуков, 1975, с. 102]. С этим утверждением можно частично согласиться, а именно в плане монголизации этнонима. Однако грамматически суффиксы указаны неверно. Наиболее прозрачной монголизированной формой видится дулигат/дулигад/дулигаад, где -д отражает множественное число. Необходимо также отметить, что указанный этноним был записан Ю. Янхуненом как duligat / duligaad [Janhunen, 1996, p. 119; Janhunen, 2005, p. 17]. Что касается предположительно промежуточной формы этнонима «дулигар» (dulikagir ~ duliga(a)r ~ duligaad), то она, возможно, отражает процесс развития от этнонима на -гир [Василевич, 1958, с. 751], через -гар к -гаад. Этноним «дулигар», в отличие от другой его формы «дулигат», по всей видимости, сохранил солонскую форму, что, вероятно, указывает на исходную тунгусоязычность его носителей в прошлом. Некоторая удаленность от праформы дуликагир, также встречаемой в Урульгинской степной думе, наводит на мысль о влиянии монгольских языков на носителей этого этнонима на продолжительном отрезке истории, предшествующем появлению русских в даурских степях долины Шилки.

Однако в начале XIX в. в Оловской же управе он использовался как дулигатский [ГАЗК. Ф. 55. Оп. 1. Д. 36. Л. 30–31]. Форма дулигат очевидно указывает на монголоязычность какой-то части его носителей. Примечательно, что в собранных образцах народной этимологии по отношению к тунгусским этнонимам этноним «дулигат/дулигар/дуликагир» отсутствует, но есть близкий ему фонетически dulugir, по мнению носителей языка, происходящий от слова dulu – «люлька из древесины тополя», имеющего хождение только у хинганских тунгусов – солонов [Широкогоров, 2017, с. 226]. Как обратил внимание С. М. Широкогоров, если слова отсутствуют в другом диалекте, то по возможности подбираются слова, похожие на этноним [Там же]. Обнаруженный в словаре Г. М. Василевич глагол дулӣ-мӣ «утихнуть (о ветре); успокоиться, усмирить» [Василевич, 1958, с. 124–125], присутствующий в непском и ербогаченском диалектах, вряд ли может являться глагольной основой этнонима.

Таким образом, даже в народной этимологии, за исключением версии хинганских тунгусов, объяснений этнонима на dulu- ~ duli- обнаружено не было, что оставляет вопрос о происхождении корнеосновы этнонима, а соответственно, и принадлежности первых носителей этнонима открытым.

Баягир/баягит.

 В основе разделения баягиров на два административных рода, повидимому, лежит разделение их на два улуса в XVII в. – улус князя Дыдоки и Жектонов улус. После принятия подданства России баягиры улуса князя Дыдоки оказались разделенными на две группы, первая платила ясак в Нерчинском остроге, вторая – в Телембинском остроге. В XVII – начале XVIII в. территория преимущественного расселения баягиров включала район Нерчинска, к югу от Шилки, а также земли по рекам Куренге, Газимуру и Унде. Часть баягиров была расселена на землях дуликагиров, по рекам Куенге и Алеуру. Охотничьи угодья баягиры делили с дуликагирами в верховьях Олекмы и Тунгира [Долгих, 1960, с. 337–339].

Однако к XIX в. под давлением русской колонизации значительная часть баягиров откочевала на юг в долину Улюрунгуя. Там они были представлены двумя административными родами в составе Маньковской управы, составляя до 30 % от всего тунгусского населения управы [Патканов, 1906, с. 136]. Также необходимо указать, что баягиры/баягиты были представлены в составе дауров, а также хинганских, мергенских и бирарченских тунгусов [Широкогоров, 2017, с. 229]. Народная этимология этого этнонима представлена в говоре хинганских тунгусов от баjан «хороший, совершенный, богатый» [Широкогоров, 2017, с. 226–227].

Также С. М. Широкогоров обнаружил спорные сведения о принадлежности этого рода либо к даурам, либо к тунгусам. Так, баягиров в составе мергенской группы тунгусы-кумарчены считают присоединившимися даурами [Там же, с. 220]. Также на Хингане этноним «баягир/баягит» у солонов был отмечен О. Прицаком [Pritsak, 1952, s. 82]. В основе этнонима общее тюрко-монгольское бая(н) «богатый» и тунгусо-маньчжурский суффикс -гир, обозначающий принадлежность к роду [Pritsak, 1952, p. 82; Василевич, 1958, с. 751].

Этнонимы с этим корнем широко распространены среди тюрко-монгольских народов баяд/баяуд/баяндай/баяндур. Вполне вероятна связь со средневековым этнонимом баярку/байырку, носители которого расселялись в среднем течении Селенги и на восток. По нашему мнению, оказавшись в среде маньчжуров, дагуров и солонов, носители могли сменить окончание, усиливающее значение -ырку, на созвучное тунгуско-маньчжурское -гир, более престижное в регионе пребывания. Форма баягит, скорее всего, обусловлена влиянием соседних монгольских языков, а заменой финального -р на - д – окончание множественного числа монгольских языков.

Кылтегер/калтагат.

С. М. Широкогоров считал этноним калтагир/кэлтегер/кулдугир одним из «старых» тунгусских этнонимов, широко распространившихся в бассейне Амура. Так, им отмечены варианты этого этнонима в среде хинганских, мергенских тунгусов, оленеводов Маньчжурии, среди тунгусов Удского района, а также среди дауров. Например, у хинганских тунгусов этноним был зафиксирован как калтагир/kuldugir/koldagir, среди мергенских тунгусов – калтагир. Среди тунгусоволеневодов Маньчжурии калтагиры были расселены в пределах р. Албазиха, южнее Амура и Быстрой. Из их среды выделились два новых рода – булдути и солоγон [Широкогоров, 2017, с. 217–229].

 В сводке Г. М. Василевич этноним имеет следующие формы: калтагир, калтагат – в XVII в. в районе Аругнского острога и по р. Нергат, в XIX–XX вв. по рекам Албазиха, Быстрая, Бухта; калтакул – в XVII в. по рекам Вилюй, Варка; келтакут, келтят, келраку – в XVII в. по р. Вилюй, в XVIII в. по рекам Алдан и Уд, в XIX в. по рекам Вилюй и Лена; колто, колтоёт, култу, колтагир – в XVIII в. в Забайкалье, в XIX в. по р. Селенга, в XX в. по рекам Гилюй, Зея, Сутам, Мерген, Ган, Быстрая, Албазин и в Забайкалье [Василевич, 1958, с. 579; 1969, с. 270–271]. Также этноним «kaltagir» был зафиксирован в составе бутхасских дауров [U. -Köhalmi, 1981, s. 265]. Наличие в эвенкийском языке, а точнее в некоторых диалектах, слова кэлтэкэ – «одноглазый, кривой, хромой, односторонний», по мнению Г. М. Василевич, имеет либо монгольские, либо якутские корни [Василевич, 1958, с. 228].

Учитывая высокий процент монголизмов в описательной лексике якутского языка [Убрятова, 1960], допускаем, что данный термин также имеет монгольские корни. В якутском языке преобладают значения «неодинаковый, разный; односторонний, ограниченный, имеющий изъян; обиженный судьбой, несчастный» [Якутско-русский … , 1972, с. 218]. Вероятно, что в большинство указанных диалектов (баргузинский, алданский, учурско-зейский, урмийский, чумиканский, сахалинский) действительно попал якутизированный монголизм. Значение «односторонний», вполне вероятно, попало в эвенкийский язык напрямую из монгольского.

В «Хамниганско-русском словаре» слово «кэлтэгы» имеет значения «наклонный, покатый, пологий; покосившийся, кривой, косой» [Дамдинов, Сундуева, 2015, с. 192]. Параллели имеются и в бурятском языке: хэлтэгэр «покосившийся, наклонный; кособокий, кривобокий» [Черемисов, 1973, с. 643], в монгольском языке: хэлтгий (монг. keltegei) – 1. 1) «покривившийся набок, покосившийся, кривой, косой»; 1. 2) «односторонний (в судебном деле); однобокий, половинчатый»; 2) «криво, боком»; 3. 1) «уклон»; 3. 2) «обломок, осколок» [Большой академический … , 2001, c. 210].

Наиболее ранним письменным упоминанием термина является его использование в “Mongγol-un niγuča tobčiyan” («Сокровенное сказание монголов»): Keltegei qada «вблизи /реки/» Qalqa [Cleaves, 1982, p. 246, 256; Rachewiltz, 2004, p. 1216, 1221, 1300]. Таким образом, касательно формы этнонима, закрепившегося у оловских хамниган, допустимо предположение о его монгольском происхождении от топонима (горы Keltegei qada), вблизи которого сформировалась какая-то территориальная группа, в основу наименования которой легло название местности, где она проживала. С другой стороны, широкое распространение близких фонетически этнонимов (калтагир, калтагат, калтакул, колто, колтоёт, колтогир, келтят) поддерживает версию о тунгусском происхождении и трансформации фонетического облика этнонима под влиянием монгольских языков.

Почегор/почаган/пууцагат.

 Г. М. Василевич этноним был зафиксирован в формах Пōчаган/Пōчегор (Pōčagan/Pōčegor) [1958, с. 583]. Б. О. Долгих также связывал почегор с почаган/почегон/пучеган в русских документах [1960, с. 484–487]. В XVII в. почегоры были расселены значительно шире. Почегоры были представлены конными и оленными группами: нерчинские конные почегоры платили ясак в Нерчинске, жили по р. Нерче. Помимо нерчинских, были зафиксированы конные почегоры, платившие ясак в Телембинском остроге, оленные почегоры, платившее ясак в Акиминское зимовье, а также конные и оленные почегоры, платившее ясак в Еравнинском остроге. На небольшом отрезке времени в 80-х гг. XVII в. почегоры отмечались в Баргузинском присуде.

Носители этнонима «почаган/почеган/пучеган» в XVII в. жили севернее в верховьях Чары и Токко, на р. Кутомаре (Сюльбан); на р. Чаре также назывались «почегор» [Там же, с. 481, 485, 488]. По сведениям И. И. Майнова, в XIX в. Почегорский род стал называться Хахагинским [1898, с. 170, 190]. Как справедливо отметил Б. О. Долгих, хачегар – это позднее изменение названия почегор [1960, с. 488, прим. 542]. Однако к XIX в. почегоры были преимущественно расселены по Нерче, Зюльзе, Зюльзикану и другим северным притокам Шилки.

В 1828 г. в Оловской управе Почегорский административный род был вторым по численности (см. табл. 1). Однако к 1897 г. этот род утратил большую часть населения, оказавшегося преимущественно в составе Мальцевского административного рода (прежнего Мальцевского общества оседлых тунгусов), образованного на почегорских землях в селах Зюльзя, Зюльзикан, Илим, Олекан. По этнографическим данным, среди ононских хамниган был зафиксирован этноним «пууцагат» («пууцагат») [Дамдинов, 1962, с. 174]. Также обнаруживаются следы телембинских почегоров, ставших известными как пуусагат хамниган в составе Шарайтского административного рода. Пууцагат/пуусагат представляют собой монголизированные формы этнонима «почегор» [Цыдендамбаев, 1981, с. 73–74]

В отличие от этнонимов «дулигар», «баягир», «кылтегер» параллелей среди приамурских и хинганских тунгусов не обнаружено. Вероятно, этноним принадлежал группе, кочевавшей от Шилки до Баргузина, не переходивших на восточный берег Аргуни. Вероятно, почегоры не являются выходцами с берегов Нонни, в отличие от групп, известных как дулигар, баягир и кылтегер среди оловских хамниган. Вопрос происхождения этнонима трудноразрешим ввиду неясной корнеосновы. Как для тунгусо-маньчжурских, так и для монгольских и тюркских языков наличие инициального глухого губно-губного взрывного п- (p-) нехарактерно [Цинциус, 1949, с. 148–149].

В данном случае можно допустить, что этноним мог принадлежать группе населения, не принадлежащей к алтайской языковой семье. Впоследствии эта группа оказалась под сильным влиянием тунгусского населения и была ассимилирована ими. Вероятно, предки носителей этнонима «почегор» (тунг.) > «пууцагат» (хамн.) > «пуусагат» (бур.) говорили на одном из урало-юкагирских языков, либо палеоазиатских языков, либо на каком-то вымершем языке. Наиболее вероятной предковой группой могут оказаться предшественники тунгусов – юкагиры, продвигавшиеся на север с юга, возможно, из Забайкалья [подробнее см.: Лебединцев, 2010]. Обращаясь к юкагирско-русскому словарю, прежде всего обращаем внимание на широкое употребление п- (p-) в инициальной позиции. В качестве гипотезы допускаем, что в основу этнонима легло юкагирское слово пэтчэ «легкая небольшая ездовая нарта», а точнее производное от него пэтчигииэ мооинииаа «искусный гонщик на оленях», букв. «вожжи-умело-держатель» [Курилов, 2001, с. 412], соответственно пэтчигииэ – «гонщик на оленях», букв. «вожжи-держатель». Можно предположить, что в дальнейшем к корню прибавлялись эвенкийские суффиксы либо -гин/-ган/-гон, либо -гир/-гар/-гор [Василевич, 1946, с. 35–36]. В дальнейшем этот вопрос заслуживает специального внимания лингвистов.

Узон/Үзөн.

Как отмечал Б. О. Долгих, в XVII в. неоднократно упоминаются онкоты, в состав которых входили оджен (узон) и улят. Важным также является указание на то, что «тунгусами они не назывались» [Долгих, 1960, с. 347–348]. В первой половине XIX в. В. Паршиной были опубликованы материалы, собранные среди нерчинских тунгусов, в том числе о судьбе бурят-онкотов. По зафиксированным ею преданиям, русские казаки и тунгусы под управлением Гантимура расправились над большей частью онхотов после их восстания в XVII в. против русских вблизи Нерчинска [Паршина, 1844, с. 135–136].

По современным этнографическим данным, часть узонов на Ононе известна как онходүзөн. В их памяти также сохранилось движение на Онон из-под Нерчинска [ПМА]. Несмотря на события XVII в., в конце XIX в. вторым по численности в Оловской управе был Узонов административный род. Основным местом расселения была долина р. Хила, притока Нерчи. Нижняя Хила – один из крупнейших оловских населенных пунктов – была целиком представлена узонами (см. табл. 2). Узоны, расселенные в Кужертаевской и Онгоцонской управах Урульгинской степной думы, ведут свое происхождение от монгольских узонов, расселившихся в долине Хилы. По-видимому, ареал кочевий племени узон (монг. үзөн/üzön, письм. монг. üjön) включал территории от Нерчи на севере до Керулена и Халхин-Гола на юге.

В XX в. на востоке Монголии узоны были расселены на территориях Дорнодского, Хэнтэйского и Сухэ-Баторского аймаков [Ринчен, 1979, к. 55]. Следует также упомянуть селенгинских узонов, также составлявших отдельный административный род в составе Селенгинской степной думы, ведущих свое происхождение от узонов, пришедших с территории Тушету-хановского аймака [см.: Поппе, 1936; Вампилов, 2011, с. 113], т. е. с Центральной Монголии. Это также подтверждается наличием представителей этого племени в долине Орхона на территории Булганского аймака Монголии [Ринчен, 1979, к. 55].

Параллели этого этнонима обнаруживаются и в тюркской среде. Среди казахов обнаруживается этноним Ұзұн (Üzün)в составе кипчаков Среднего жуза [Аристов, 1896, с. 367; Народы Средней Азии … , 1963, с. 325]. Следует отметить, что более широко представленный в составе этнонимов в среде казахов, киргизов и туркмен узун/узын от uzun – «длинный, долгий» не имеет связи с исследуемым нами этнонимом [Лезина, Суперанская, 1994, с. 399; Древнетюркский словарь, 1969, с. 620]. Имеющиеся источники пока не позволяют определить, являются ли узоны тюрками среди монголов, либо монголами среди тюрков.

Еще одним примечательным фактом является связь между этнонимами «үзөн (üzön)» и «үжээд (üjeed / уджээт / уджиет)» в народном восприятии монголов. Несмотря на близость расселения узонов в Восточной Монголии, а на Хингане уджээтов, считаем подобные выводы преждевременными. О происхождении уджиетов говорится в сочинении «Алтан Тобчи» Лубсан Данзана: «У Хутула-хагана было три сына – Джочи, Кэрмихÿ и Алтан. /От них/ произошел род ÿджэгэт». Как обратила внимание Н. П. Шастина, за исключением фразы о происхождении рода ÿджэгэт, остальной текст полностью копирует «Тайную историю монголов» [Лубсан Данзан, 1973, с. 61, 312, комм. 91]. В цинском источнике «Правдивые записи о монголах Цинской империи» об учиетах (уджиетах) говорится, что они несли службу на карауле Фуюй, располагавшемся вдоль рек Нун и Уер [Daičing … , 2013, q. 1200].

Очевидно, оба встреченных написания üjeged и üjiyed отражают долгий гласный -ē во втором слоге. Возможно, русские записи XVII в., упоминающие род оджен, отражают промежуточную стадию развития этнонима от üjēn к üzön. Однако, данный вопрос также заслуживает специального внимания лингвистов. Обсуждение и выводы Этнический состав этнотерриториальной группы оловских хамниган представляет большой интерес в связи с исследованием этнической истории Забайкалья, Верхнего Приамурья.

Обнаружены контакты населения Верхнего Амура – Шилки с обширным ареалом, включающим среднее Приамурье, долинами Нонни, Мэргэна, Гана, Витима, Чары. Чередование этнонимов, таких как дулигар/дулигат, баягир/баягит, кылтегер/колтагир/калтагат/кельтят/келтакут/келраку указывает на присутствие как тунгусского пласта (нелюли/нелюди/лелюли/нелягиры), так и монгольского пласта – в лице хамниган-монголов, дауров, бурят [о монгольском хамниганском см.: Дамдинов, 1968; Грунтов, 2005; U. -Köhalmi, 1959; Doerfer, 1985; Janhunen, 2005; об эвенкийском хамниганском см.: Janhunen, 1991].

Пример этнонима «пōчегор/пōчаган/почегон/пучеган», возможно, отражает древние контакты юкагиров с тунгусами в исследуемом регионе. Дальнейшее развитие этого этнонима в среде монголоязычных хамниганов и бурят – пууцагат/пуусагат, в среде якутизированных тунгусов хачеган>хахагин, отражающее ассимиляцию в другой языковой среде, указывает на адаптивность носителей этого этнонима в регионах Забайкалья, Приамурья и Южной Якутии. Монгольский пласт представлен носителями этнонима «ÿзöн», имеющего аналогии в Восточной и Центральной Монголии, среди селенгинских бурят и казахов-кипчаков. Таким образом, этнические процессы, проходившие в древности и средневековье, взаимосвязаны не только в контексте процессов Внутренней Азии, но и в рамках дальневосточных связей Хингано-Приамурского региона. Киданьское, а впоследствии даурское население, вошедшее в тесные контакты как с тунгусо-маньчжурскими племенами, так и с баргу-бурятскими группами населения, создало особый пласт населения – хамниганов.

 Однако в русских документах все население Урульгинской степной думы, частью которой была и Оловская управа, записано тунгусами. Следует учесть, что к тунгусам по русским документам XVII–XIX вв. относились разные группы населения, в том числе и дауры, составившие вместе с солонами костяк этой территориальной группы.

Исследования этнического состава оловских хамниган позволили выделить несколько разновременных пластов, принявших участие в этногенезе не только бурят, дауров и солонов, но и соседних тунгусских и монгольских народов, что свидетельствует о неразрывной связи истории этого субрегиона как с Центральной Азией, так и с Северной Сибирью. Анализ тунгусо-маньчжурских этнонимов показывает слабую устойчивость носителей этих этнонимов к процессам ассимиляции со стороны более крупных этнических общностей, таких как монголы-хамниганы, буряты, дауры, якуты.

(В сокращенном варианте).

Авторы  Б. З. Нанзатов, М. М. Содномпилова