2575
На обложке фрагмент фрески Аллы Цыбиковой «На земле Гэсэра». (Бурятский драматический театр им. Хоца Намсараева). Фото Ю. Извекова
Евгений Жигжитов. Вьюга. Рассказ
Павел Чхартишвили. В конце октября. Рассказ
Читальный зал
Доржи Бадмаев. Ты возьми меня с собой. Повесть
Юбилеи и даты
Даши Дамбаев. Песни мои, останьтесь... К 85-летию поэта. Послесловие А. Щитова
Дневники и воспоминания
Баир Дугаров. Тетива травинки. Дневник 2011 года. Продолжение
100 лет Республике Бурятия
Александр Затеев. Учитель. Рассказ-быль
Приобрести журнал и подписаться можно по адресу: Улан-Удэ, ул. Каландаришвили, 23, каб. 16, тел. 21-50-52.
Баир Дугаров. Тетива травинки. Дневник 2011 года. Отрывок
«12:30 — 13:45. перевал Бийжийн даваа.
Дорога медленно поднимается вверх. Склоны покрыты лиственницей (бур. шэнэhэн, по-здешнему хар модон). На вершине перевала, увенчанного обо из жердей, обвязанных синими хадаками, Слава трижды сигналит. По этому поводу Чултэмсурэн замечает: «Монгольские шофера также подают звуковые сигналы. Одни считают, что таким образом приветствуют сабдака — хозяина местности, другие — этим самым будят сабдака, не дают ему спать». Расположившись в тени высокого листвяка, устроили походный «обед» из консервной сайры, сухого картофеля, залитого кипятком из термоса, и чая с молоком. После «заправки» стало ехать веселее. «Делика» покатила по пологим склонам, спускаясь в долину.
Глядя на дорогу, Чултэмсурэн приводит монгольскую пословицу: «Суусан цэцэнээс явсан тэнэг дээр — Идущий глупец лучше сидячего умника». Я отмечаю, что это перекликается с бурятской пословицей: «Ябаhан хүн яhа зууха, / Хэбтэhэн хүн хээли алдаха — досл. Идущий человек кость схватит зубами, / Лежащий человек похудеет». В ответ Чултэмсурэн добавляет как бы в шутку: «Би явж байнаа, Бээжин сууж байнаа — Я ид-у-у, Пекин сиди-и-ит». Мне подумалось, что у моего соседа в закромах памяти еще, наверно, уйма степных афоризмов на тему дороги. Впрочем, это немудрено: ведь все эти дорожные гномы рождаются философией ощущения жизни как бесконечного пути, и кочевник всегда знал, что «дорогу осилит идущий». Но при этом он никогда не торопился, словно у него в запасе была целая вечность. По этому поводу тоже есть немало метких слов в фольклоре степняков. Вспомнилась монгольская пословица: «Бушуу туулай борвиндоо баастай — У слишком прыткого зайца на пяточных сухожилиях помёт».
14:00. На пути — река Ариг (Аригийн гол). Она как бы навстречу несется из таежных гор, стремительная, чистая, скользящая по разноцветным камням на перекатах, и течет на север, в сторону Цагаан уура, словно указывая нам путь. Неужели здесь та самая местность Ариг усун, которая упоминается в «Сокровенном сказании монголов» (1240) как родина Алангуа — прародительницы Чингисхана. Слово ариг перекликается в корневой основе со словом ариун, по-старомонгольски аригун в значении священный, заповедный, сокровенный, слово усун означает вода. Следует отметить, что хори-тумэты, откуда Алангуа родом, кочевали в пределах Саяно-Прихубсугулья, примерно на территории нынешнего Окинского, Тункинского районов Бурятии и прилегающей к ним северо-западной части Прихубсугулья.
Вышли освежиться прохладной струей бегущей влаги. Полдневное солнце разогрело донельзя салон «Делики». Неторопливый Чултэмсурэн первый скорым шагом направился к воде и долго плескался. Я тотчас же последовал его примеру, ходил босой по воде, выбрал несколько камней, чтобы взять на память. На это Чултэмсурэн сказал: «Байрнаасаа хөдөлсөн чулуу гурван жил хэвэлдээ ордоггүй» (Тронутый с места камень три года не находит пристанища). Я счел, что не стоит брать камешки с их родных мест, и я взял лишь один, продолговатой формы, похожий на миниатюрную пайдзу, положив на место взятого камешка монету, как принято по бурятскому обычаю. По словам Чултэмсурэна, китайцы берут камешки, чтобы рисовать на них или расписывать иероглифы. Может, и мне начертать на старомонгольском письме какой-нибудь памятный знак.
Едем вдоль русла реки, следуя ее течению. Аригийн гол скрывается среди лиственниц и снова появляется впереди, словно зовет нас за собой. Хорошо, что есть такой ориентир, как река, и дорога пока идет все в одну сторону. Вспоминается экспедиционная поездка по Хэнтэйскому аймаку. Там просторы в основном равнинные, дорога в степи то и дело разветвляется, порой на разные стороны света, и тут главное — не сбиться с правильного направления. В этом отношении монгольские водители проявляют генетическое чувство дороги, руководствуясь врожденным ощущением сторон света.
Рассказываю об этом Чултэмсурэну, и тут же разговор заходит на тему о сторонах света и вызывает оживленный обмен мнениями — своего рода дорожный диспут на колесах. Действительно, в мифологии монгольских народов развиты латеральные представления. Чултэмсурэн говорит, что из всех сторон света лучшей считается западная (зүгийн сайн баруун зүг). Тем не менее, утреннее возлияние молоком или чаем совершают, глядя на восток, — в сторону восходящего солнца.
Тему разговора подхватывает Л. Дампилова и приводит фрагмент из шаманского призывания о северо-восточной стороне как о месте пребывания злых духов. Это перекликается с местопребыванием мангадхаев в бурятской Гэсэриаде. Чултэмсурэн соглашается с ней и напоминает о монгольском выражении: «Зүгийн муу зүүн хойт, / Зүсийн муу зээрд халзан (Из сторон (света) худший — северо-восток, / Из мастей худший — рыжий конь с плешью на лбу». В «Алтан товчоо» (Золотом сказании), — продолжает монгольский ученый, — в повествовании о трехстах тайджиутах Чингисхану снится сон, что с северо-востока приближается враг на рыжем коне с плешиной на морде. Если такой масти конь участвует в скачках, у ойратов (западных монголов) принято ему выкрашивать переднюю часть морды в рыжий цвет, под общую масть коня.
С Чултэмсурэном мы не в первый раз в совместной поездке. Несколько лет назад объездили Агу и Тункинскую долину по сбору протяжных песен. Результатом экспедиции стала книга «Протяжные песни монгольских народов» (Улан-Удэ, 2010), в которой нашла достойное место и статья Чултэмсурэна «Буриад зоны уртын дуун» (Протяжные песни бурят). И. Кульганек во время нашей дорожной дискуссии о сторонах света предлагает монгольскому коллеге дать свою статью на фольклорно-этнографическую тему в петербургскую «Монголику», где она является составителем. Подошла бы и статья о Цокту-тайджи, о котором Чултэмсурэном собран интересный, еще не введенный в научный оборот материал.
В окне «Делики» проплывают лиственничные горы, по долине пасутся сарлыки и хайнаки. Словно это в Оке — на моей родине. При виде этих на вид диковинных животных речь сама собой заходит о них. Если хайнак, — поясняет Чултэмсурэн, — рождается от монгольского быка (монгол буха) и сарлычихи, он называется наран хайнаг (солнечный хайнак). Если наоборот, будет саран хайнаг (лунный хайнак). Весьма поэтические определения! Какие за ними стоят физиологические характеристики, это уже дело специалистов. У яков есть «родословная» потомства, которая выглядит следующим образом: сарлаг — хайнаг — ортоом — доль — усан гүзээн — хүхэ нюдэн. Примечательно, что в Оке, где тоже развито яководство, названия ячьих поколений, которые я слышал от моих земляков — окинских пастухов, совпадают с названиями в «родословной», приводимой Чултэмсурэном. Сарлыки водятся и в Закаменском районе, раньше я их видел и в Мондах Тункинского района. Одним словом, яки еще одно красноречивое свидетельство общности хозяйственного уклада животноводов горной Бурятии и северо-западного Прихубсугулья.
15:00. Едем по широкой горно-таежной долине, напоминающей урочище Монголжон в окинских горах. Только здесь шире и просторней. Слева вдалеке показался памятник Алангуа. Делаем остановку, совершаем обряд поклонения. Монумент представляет собой высокую, устремленную в небо стелу, изображающую в полный рост фигуру Алангуа, увенчанную старинным монгольским головным убором удлиненной формы, что придает памятнику еще большую воздушность. У Алангуа красивое, с волевым выражением лицо, на ней дэли красно-бордового цвета. Руки вытянуты вдоль тела, левая ладонь покоится на колчане из пяти стрел. Рядом обо, увенчанное синими хадаками. В ограде выложены пять камней. Символика числа пять напоминает о легенде, воскрешающей образ мудрой прародительницы рода Чингисхана...»
