Хухэ нуур. Истории одной деревни и одного рода

 

Из Тунки и Оки

Кукунурцы это хонгодоры пришедшие из Монголии, и они сохранили тесные связи со своими сородичами из-за Саян, которые синеют на юге. Многие имеют окинские и тункинские корни: Орсоевы, Дагаевы, Баторовы, Махачкеевы, Сотниковы, Костровы, Баткины и т. д.

В середине XIX века в Тунке были тяжелые, неурожайные годы, и тогда буряты из Кукунура взяли на воспитание двух мальчиков, Павла и Ивана Костровых. Это были карымы, крещеные буряты из Саган-Нура. В 70-е годы ХХ века дочь Ивана – Мария Ивановна Кострова – была в Саган-Нуре и, действительно, нашла Костровых, которые подтвердили ей, что в свое время двух мальчиков из их родственников отдали в Аларь. Старшего брата Павла взял некто Орсоев. Он дал ему свою фамилию, а потом женил на своей дочери. От него родились сыновья Маркел Павлович и Матхан Павлович Орсоевы. А Иван сохранил свою фамилию, и от него в Алари пошел род Костровых: сыновья Бажей, Хамус, дочери Мария и Марфа.

Иван Костров и его внук Баир. 1932 г.

Как умыкали девушек

А Махачкеевы взяли в жены двух сестёр, красивых зеленоглазых сойоток из-за гор, из Оки. Заплатив небольшой калым. Брали жён и с  правого берега Ангары, из Бохана и Осы. В Эхирите выкрасть девушку из Алари, через которую проходил Московский тракт, а затем Транссиб,  считалось большой удачей. Они славились не только своей красотой, но и образованностью.

Впрочем, и аларцы не оставались в долгу. В соседнем с Кукунуром Готоле помнят, как некто Сокто выкрал девушку переплыв студёную и широкую Ангару. Он ушёл от погони не на лодке, а посадив девушку на своего тренированного жеребца Жоро,  сам же держался за хвост.  

Этот обычай сохранился у иркутских бурят до середины ХХ века. Мою родную тётю Арину Махачкееву умыкнули в Кукунуре в 1953 г. Известная своей красотой и кротким характером Арина с подружкой возвращалась домой из клуба. Шли выборы в Советы. Тут подлетела кошёвка (легкие сани, куда запрягали одного коня) с двумя парнями из соседней деревни Киркей. Девушку без церемоний затолкали в неё и ускакали.

Домой она вернулась через три дня, с похитителем – известным удальцом Михаилом Инкеевым. Он попросил её руки и старейшины дали согласие. А дядя Михала с тётей Ариной вырастили девятерых детей. Я любил гостить у них в Киркее. Тётя пекла вкуснейшие караваи. Мы с братьями и сёстрами ели домашний хлеб с диким луком и запивали водой из родника, который бил рядом с домом около речушки. Это была обычная многодетная и счастливая семья.

Мангад боо и его дети

 Отец Михаил Махачкеев был одним из выдающихся представителей нашего рода. Его помнят, как мангад боо – православного священника. По-бурятски его звали Оширмон, это производное от бурятского Очир. Михаил родился в 1858 году и был младшим сыном в многодетной крестьянской семье. Рос без отца и подростком убежал из Кукунура в посёлок Залари. Там работал у купцов, а затем смышлёного и расторопного парня взял в работники тайша, дворянин Николай Матханов.

Отец Михаил с внуком

«В то время Матханов жил в Иркутске, кутил в высшем обществе. И в одной из гулянок он ссорится с генералом‚ ударяет его по щеке, его садят в тюрьму, – вспоминала дочь Михаила Клеопатра. – В то время приезжал в Иркутск царь Николай (в 1891 году Иркутск почтил своим визитом наследник русского престола цесаревич Николай (будущий царь Николай II)). Матханов пишет прошение об освобождении и поручает отцу постараться передать. Он выполняет его просьбу. Царь получает прошение Матханова и освобождает его из заключения. В благодарность крестит моего отца, даёт ему имя Михаил, а крёстным отцом становится его друг князь Илья (фамилию не помню), так отец мой становится Михаилом Ильичом Махачкеевым, и устраивает учиться в Иркутск в Учительскую семинарию.

Учиться было очень трудно. Увлекается наблюдением за погодой. Всю жизнь имел барометр, вёл дневник, который у меня хранится до сих пор. Играет на контрабасе. До старости имел скрипку и играл старинные песенки» (Из воспоминаний Клеопатры Михайловны Махачкеевой-Шодоровой. Улан-Удэ, 22.04.1972).

Отец Михаил и его дети приняли самое активное участие в общественно-политической жизни западной Бурятии в начале ХХ века. Он дружил с Цыбеном Жамцарано, враждовал с Агваном Доржиевым, поддержал революцию, преследовался колчаковцами и умер в родном Кукунуре.

Сын Михаила Николай, поручик лейб-гвардии Измайловского полка, кавалер трёх Георгиевских крестов за Первую мировую войну был незаслуженно забытым героем борьбы за Советскую власть. Его имя почти не встречается в советской историографии, между тем он был одним из главных организаторов Красной армии в Иркутской губернии и Забайкалье.

Младший сын Отца Михаила Анатолий также пошёл по военной стезе, станет фронтовиком и дослужится до звания полковника. Вторым из трёх полковников в роду станет ещё один фронтовик Базыр Васильевич Махачкеев…

Саянские горы синеют вдали

Старики-разбойники

Но жизнь, что шкура зебры и в маленьком Кукунуре действовала своя шайка. Это было в годы войны несмотря на то, что страна жила по законам военного времени, а преступники в тылу приравнивались к пособникам врага.  Их было трое – двое из Кукунура и один из соседнего Курката. Они были в возрасте и избежали мобилизации, но сил на воровские дела ещё хватало. У одного из них был мотив: сын пал в войне с белофиннами и терять было нечего. Они уходили в ночь на конях, в сторону Иркутска или Красноярска. Охотились на копытных (дикое мясо – косуль и лосей – подлежало сдаче на нужды армии), воровали овец, грабили почты, магазины и даже банки. После очередной вылазки оставляли коней в укромном месте в знаменитой Баторовской роще и пешком расходились по домам.

Они промышляли разбоем далеко от родных мест и не были связаны с иркутским криминальным миром. Земляки их не сдавали, были сильны родовые узы. Так в Кукунуре не было ни одного раскулаченного кулака. Ещё совсем недавно у бурят правосудие вершили свои старейшины и родовые предводители. По обычаю (зэмhэн) они делились мясом и продуктами с улусниками. В голодное военное время это помогло им выжить.

Уголовный розыск всё же поймал одного из них, но он никого не сдал и успешно симулировал сумасшествие. Когда земляки пришли к нему в психушку, он сказал им по-бурятски: «Заберите меня отсюда». И они его забрали. Остальные двое так и остались на воле. Уже в 50-х, будучи при смерти, один из подельников указал на потолок, силясь что-то сказать. На чердаке нашли припрятанную большую банку, а в ней пачки денег…

Вряд ли знала ли о проделках своих земляков Евдокия Иригзеновна Аюева, первая женщина прокурор среди буряток и министр юстиции Бур АССР, а впоследствии член Верховного Суда РФ. В своих мемуарах она писала, что Кукунур до войн начала ХХ-го века не знал воровства, а двери не запирались. Первым громким преступлением стало убийство жены Биригана Махачкеева в 20-е годы. Её убил их наёмный работник татарин Юсуп.    

Кукунур и Харганаша

В самом начале 60-х гг. из Кукунура в Агу переехало десяток семей. Приангарье было густо заселено, активно шел процесс урбанизации, и формировалась Иркутская агломерация: Шелехово - Иркутск - Усолье - Ангарск - Свирск - Черемхово. В то же время в область шел поток ссыльных переселенцев.

Последний бой на Западной Украине произошел в 1960 году, и тогда же в Кукунуре появилась целая улица с домами «бандеровцев». В клубе красавец Коля Павлюк играл на гармошке «Дунайские волны» и пары кружились в вихре вальса. А летом проходил бурятский праздник «Зөөхэйтэй наадан», на который варили саламат и гнали тогооной архи. Каждая семья делилась продуктами. Украинцы выставляли сало, самогон и овощи. Если кто-то жадничал, ночью мальчишки вытаптывали огород. Конфликтов с украинцами не было, все жили одинаково бедно, но дружно. Но, демографический пресс усилился еще больше. Пашни наступали на пастбища и покосы, негде было накосить достаточно сена. Хотя, можно было привезти тайком «зеленку» и зерно с колхозного поля, а мешок комбикорма с фермы.    

Переезд в Агу

В послевоенные годы иркутские буряты уезжали в ближние города, а по якутскому тракту в Бодайбо, Усть-Кут и Якутию. Мои родственники в то время уже обосновались в Свирске, Ангарске, Улан-Удэ, а также в Москве и даже в Витебске. А тут из Аги в деревню приехал Коля Васильев и рассказал, что там есть работа, дают подъемные и жилье. Его слова легли на благодатную почву и порядка десяти семей засобирались в дорогу. Мудрая бабушка Мотон Махачкеева сказала своему сыну Васе: «Шэбхэ арлигаха өөрэ юм ии, эндэш арлига, тэндэш арлига адли!» (Какая разница, где убирать навоз! Может, лучше в город?).

Переселенцы предварительно сходили к ламе. Аларский дацан был закрыт еще в 37-м году, а его ламы рассеялись. Последний настоятель – Алаарай Дагба, участвовал в выборах первого послевоенного Хамбо ламы. Еще один жил в соседнем Черемхово и к нему ездили все окрестные буряты. В 1962 году он сказал моему дяде Климентию Махачкееву, что дорога в Агу открыта, но жизнь у него будет короткой.

Переселенцев встретили хорошо. Это было хозяйство в Могойтуйском районе, село Харганаша. Дети жили и учились в интернате в Догое. Казалось, жизнь на новом месте налаживалась, у дяди родился четвертый сын, но слова ламы оказались пророческими, и он погиб в дорожной аварии. Что касается других переселенцев, то одни вернулись позднее в Аларь, другие отправились в Магадан и Улан-Удэ, а кто-то остался и пустил корни в агинской земле.

Поклон моим землякам

Начавшийся сто лет назад отток населения достиг пика в 90-е и нулевые и Кукунур всё больше становится  ритуальным центром и местом памяти. Сегодня в нём живут учитель Валерий Сахинов, мои родственники Михаил Ухакшинов и Валерий Болотов, сосед Александр Орсоев, одноклассники Антон Дагаев и Яков Алексеев, а также Валерий Степанов, Маркел Хаптанов, Александр Манхаев и ещё несколько односельчан. Благодаря им ещё держится Кукунур. Низкий поклон патриотам и хранителям родного села!

 На главном фото: кукунурцы  Михаил Ухакшинов и Александр Орсоев