1394
Недавно вышедший в свет номер журнала «Байкал» (№ 3, 2019) открывает стихотворная подборка «Байкал – океан» поэта Марины Котовой. Это – очень личный поэтический дневник, где описаны впечатления от путешествия на Байкал, потрясшие поэта. Стихотворная запись подобна кардиограмме, биению сердца, еще не пришедшего в себя от обрушившихся, в буквальном смысле, пространств («Нет, не Земля — здесь другая планета, мы к ней стремились не годы — века. Млечным дыханьем поверхность одета, там, где угадывается Байкал»), от проснувшегося в душе первобытного ужаса («Я трепетала, обратившись в слух, все чудилось: бесшумною стопою, учуяв, что костер давно потух, сам Михаил Потапыч к водопою спускается, огромный, как тайга»), от счастья узнавания и метафизического возвращения на свою далекую, закодированную в токе крови, родину («О прошлых жизнях бредням я не верила: но в сердце древняя очнулась завязь, и вот теперь смотрю кругом в смятении и от наплыва счастья задыхаюсь»).
Своеобразный эпиграф к подборке – «Первое ощущение» – задает тональность всей картины мира, созданной поэтическим видением автора.
Звездолет ушел. Над горой туман,
будто древний волхв, поразвесил космы.
Мы с тобой одни – мы и Океан,
белый, золотой, беспредельный космос.
Это чувство прибытия на другую планету, чувство космизма происходящего. В душе «космонавта-поэта», ступившего в незнакомые ранее и непривычные для жителя европейского центра и мегаполиса пределы, рождается новое прочтение окружающей действительности – и, соответственно, обновленный, доселе неизвестный нам, читателям, мир. Однако, гармония – это чувство возвращения к каким-то забытым, затертым в обычной суете жизни, истокам – процесс не безболезненный, он наполнен страданием, ведь поэтический взгляд и поэтическое описание пронизаны ощущением первобытного страха и ужаса от того, насколько мал человек перед безмерным, внушающим трепет ликом Природы. От беззвучия и целомудренной тишины – до постижения, что истинное величие облекается в смирение. По сути, создание поэтических смыслов – это попытка выстроить некую «дышащую мембрану», где величие окружающих пространств с одной стороны огораживает и защищает поэта, а с другой – позволяет ему взаимодействовать, быть причастным к дыханию, краскам и звукам божьего мира.
От стихотворной подборки невозможно оторваться до самой финальной строки – и это не только обогащение нас, читателей, но и огромный дар, дающий надежду на какую-то другую, высшую жизнь, новые впечатления и открытия, что в свое время выразил в своем эссе «Горы» русский философ Иван Ильин: «Молчаливая красота. Строгая благость. Скромное величие... И все вместе – подобно вечным гимнам. Царство беззвучных симфоний.
...В борьбе за высоту, в восхождении к Богу не нужно шума; надо, чтобы вся жизнь стала тихой молитвой, и тогда она вознесется хвалой и светлым благодарением».
За спиной — тайга, впереди — Байкал,
меж тайгой и водою — очаг с кострищем.
Просит есть огонь — мы у диких скал
бересту сухую, валежник ищем.
Чтоб воды набрать — не откроешь кран,
надо вниз, к волнам, бьющим неустанно,
корни древней лиственницы служат нам,
валуны — ступенями к Океану.
Подойдешь — такой чистотой дохнет,
прямо на тебя вал идет, сверкая
льдисто и свежо — даже страх берет,
дух воды ревет, что она святая.
Я спускаюсь в лед, в нестерпимый блеск,
нерпы-валуны поднимают лица,
брызги жгут огнем, голос мой, как плеск:
батюшка Байкал, дай воды напиться!
Птичка, трепеща, села на валун,
голос волн утих — звук лесной свирели.
Черпаю святую влагу солнц и лун,
чтоб сердца у нас для любви прозрели.
«Мотылёк в паутине»
В окончании своей повести «Мотылёк в паутине» (начало в № 3) Болот Ширибазаров продолжает исследовать и психологическое состояние современного молодого человека – и уровень его «социализации – то есть, встроенность в коммуникативные отношения, пронизывающие общество. Герой переживает события своей жизни, при этом чувствуя, что он не может повлиять на что-то… Остается принимать все, как есть. Но, между тем, в подтексте то и дело звучит вопрос: «А нужна ли мне эта «социализация»? Нужна эта встроенность в общество?» Он бы хотел быть неким «хорошим человеком» – как бы парить в разряженном пространстве – ни за что не отвечая, не прилагая усилий, чтобы создавать это «что-то» – именно хорошее. Но окружающая действительность наполнена своими – достаточно жесткими, порой, смыслами и формами. Необходимо выработать свой ответ реальности. Повествование захватывает, Болот Ширибазаров, как опытный рассказчик, то ускоряет, то замедляет ритм прозы, держа внимание читателя в фокусе.
«У нас в Бурятии, обычно так: если у человека все хорошо, он старается об этом никому не говорить, полагая, что это «хорошо» будет длиться вечно. Если же у него не все хорошо, он будет упорно показывать (реже доказывать) обратное! Мне кажется, буряты как народ и вымирают лишь потому, что либо молчат, либо показывают. Чем чаще я звоню людям, тем чаще мне отказывают. Мой наставник говорит: «Это потому что человек ты непростой! Будь ты простым человеком, и общаться с людьми, наверное, было бы проще». Очевидно, она меня так успокаивает и вдохновляет. Но я все чаще замечаю, что каждый новый человек из моего списка уже знает, что я буду ему говорить и, не дослушав до конца, спешит сказать «нет». Таким образом, он убеждает себя в том, что у него все хорошо, ведь бывает и хуже.
Быть «хуже других» мне доводилось, и не раз, куда тяжелее постоянно быть «лучше других». Это такая игра в условности: тот, кто решился быть лучше других, должен понимать, что его падение не останется незамеченным. Людям проще делать вид, что они не замечают твоих успехов».
Бергман начинает и выигрывает
Подборка рассказов Юрия Невского «Где Бергман, там и сабантуй» – это по-настоящему странный – и где-то инфернальный – микс из воспоминаний о детстве (рассказ «Зеленый татр»), о жизни в Москве («Дикая квартира», «И Леонид под Фермопилами»), романтических и философских размышлений («Степь да степь кругом», «Всем ппц»). Автор создает определенные конструкты – ситуации – и, порой, сам бывает удивлен развитию событий, которые, словно питаясь от каких-то невидимых подземных вод – либо тайных смыслов, известных только автору – обретают свою собственную жизнь, иногда озадачивая читателя – а иногда давая ему обильную пищу для размышлений. Если можно так сказать, некий условный – сквозной персонаж – чья интонация и образ мышления присутствуют в каждом из представленных рассказов, хочет выйти за границы обычных представлений, исследуя как бы некую «темную», чаще всего подразумеваемую, но неявленную область и человеческих отношений, и событий, собранных по воле обстоятельств в фантастическую мозаику.
«Я-то никакой не кинолюбитель. И потому лежал в траве, закинув руки за голову. Но, странное чувство, будто кто-то во мне… (может быть, какой-то «летописец»? он, видно, торопится навсегда запечатлеть в памяти самые наилучшие, пронзительные моменты лета)… вдруг схватил «кинокамеру» — мысленную, конечно, — и давай наворачивать эти березы снизу! А как же клятва, что это пошло, и все такое? И опять, опять этот хоровод белоснежных кружащихся стволов! И серая цапля взлетает, тянет за собой водяную бахрому, опадающую с крыльев. И мы, счастливые, так банально бегаем среди берез. Догоняем друг друга, падаем в травы».
Тайны нефрита
В рубрике «Читальный зал» представлена первая часть романа молодых авторов из Улан-Удэ Дмитрия Поломошных и Натальи Коноваловой «Нефрит». Тема для Бурятии явно благодатная, ведь на протяжении многих десятилетий – если говорить об истории нашего времени, – все, что связано с добычей этого полезного ископаемого, окутано как покровом таинственности, так и криминальным флером. Авторы, как видно, владеют темой, произведение написано с кинематографическим динамизмом, зримой образностью картинок, четкой проработкой деталей. Корни обязательно присутствующей Тайны, как это бывает, уходят в детство героев, где проникнув из мальчишеского любопытства в городской музей – и склад буддистских артефактов, – они сталкиваются с чем-то необъяснимым. В дальнейшем, множество граней этого «необъяснимого» оказывают влияние на тот или иной поворот событий. Характеры действующих лиц узнаваемы, желание узнать, что же будет дальше не оставит читателя до самого конца данного фрагмента.
«Шел 1991 год… Поезд прибывал на первый путь, в окне постепенно перестали мелькать деревья и появились первые пятиэтажки. В вагоне суетился народ, доставали сумки с верхних полок, кричали дети, уставшая проводница ходила и собирала белье. Он вышел в тамбур, там было душно и накурено. Уже толпились люди, всем хотелось поскорее покинуть вагон и наконец-то оказаться на свежем воздухе. Поезд замедлил ход, и вот уже сквозь грязное стекло тамбура показались очертания до боли знакомого вокзала.
Серега одним из первых вывалился из вагона. Шумная толпа, сошедшая с поезда, подхватила его, закружила и, не давая опомниться, понесла прочь от состава. Через минуту людской поток выбросил его на отмель, как раз напротив торгующих пирожками, семечками и сигаретами бабок. Среди ларьков с кассетами шло негласное соревнование, чья колонка самая хриплая. Колонкам изо всех сил помогали «Ласковый май», «Мираж» и «Фристайл». С явным отрывом лидировала «самая очаровательная певица Советского Союза» Марина Журавлева. Чуть поодаль от ларьков стояли таксисты и предлагали «за недорого» уехать в центр. Серега вдохнул полной грудью воздух теплого летнего вечера. В нос ударил запах привокзальных туалетов и людского пота. Поморщившись, он зашагал в сторону виадука. Поднявшись по ступеням, Серега почувствовал себя гораздо лучше, наверху было прохладнее и в воздухе уже не так сильно пахло креозотом и раскаленным асфальтом.
Он присмотрелся, это был его город и в то же время не его, что-то в нем неуловимо изменилось. Больше стало машин, больше людей, все куда-то спешили. Минут через двадцать старый желтый автобус, в котором скрипело все, что только могло скрипеть, довез его до дома».
(Продолжение следует)
