Рассказы беспокойного Булата: Нетленный

Ширап Санаев был случайным, и долгое время нежеланным учеником Содоя ламы, самого титулованного целителя и авторитетного педагога курса тибетской медицины. Содой лама всегда умело, даже мастерски отказывал таким как Ширап. Но именно Ширапу он отказать не смог, хоть и невзлюбил того буквально с первого взгляда.

С каждым абитуриентом, что поступал на его курс, и его родителями Содой лама общался лично. Ширап Санаев пришел без родителей.

- Что это? – Спросил Содой лама, кивнув на стопку шкурок тарбагана, что лежали у его ног.

— Это мое подношение! – Ответил юноша, - у меня больше ничего нет!

Окинув  безучастным взглядом бедно одетого подростка, Содой лама прикинул в уме, во сколько ему обойдется его содержание, как много, а главное как скоро тот сможет компенсировать ему все его затраты? Он уже открыл было рот, чтобы прочитать пареньку заунывную тираду о законе кармы, как вдруг тот сел на колени.

-Я буду служить вам! - Решительно заявил паренек.

-Все мои ученики мне служат! - Так же решительно парировал Содой лама.

-Я буду служить вам так, что вы будете гордиться мной! - Настаивал юный бедняк.

-Гордиться? – Обычно, такие, как этот оборванец всем своим видом старались вызвать чувство жалости, что якобы должно было вспыхнуть в душе того, к кому они вопрошают. В душе Содоя ламы, однако, подобные попытки вызывали лишь чувство усталости. На его курсе не было бедняков потому, что бедняки не могли позволить себе сырье для учебной практики, весьма недешевое содержание во время учебы, не могли позволить себе продолжение учебы в Монголии или Тибете. Однако этот настырный юнец всем своим видом вызывал в душе Содоя ламы скорее тревогу, чем неприятие. Он вдруг напомнил ему молодого юношу, что каким-то чудом однажды повстречал в степи самого Ойдопа багшу, и по его рекомендации отучился пять лет при Цугольском дацане, а затем отправился на учебу в Тибет, на курс ГьялценаРимпоче. Он вдруг напомнил ему самого себя...      

-Хорошо! - Неожиданно уступил Содой лама, - я вижу, тебя некому содержать. А это значит, что ты не переживешь следующую зиму. Я набираю учеников, а не дармоедов. Ты будешь мне служить, ты будешь делать все, что я тебе скажу! Но это еще не все! Ты будешь учиться! Ты будешь делать все то, что я тебе скажу, и будешь учиться! Будешь делать плохо то, что я тебе скажу, буду сечь! Будешь плохо учиться, выгоню с позором!

Так Ширап Санаев стал учеником самого Содоя ламы. Он жил в доме своего учителя, в большом доме, что был срублен из вековой лиственницы, построен богатым купцом, которого Содой лама спас от мужского бессилия. Ширап спал подобно собаке, у печи, на войлочном коврике. Он ложился спать поздней ночью, когда засыпал Содой лама, и вставал за час до того, как просыпался Содой лама, топил печь, кипятил воду, заваривал кирпичный чай и готовил завтрак — кашу из цампы, обжаренной ячменной муки, сваренную на молоке с топленым маслом,  менял лампадки и подношения на алтаре.

Питался Ширап тем, что оставалось после трапезы Содоя ламы, в основном остатками зеленого чая без молока и горстью ячменной муки. Выполнив свои утренние обязанности, Ширап шел на занятия, сидел на лекциях, вникая в каждое слово своих педагогов, старательно выводя каждый иероглиф тибетской грамоты. Это была вынужденная мера, так Ширап спасался от мучительного чувства голода, и еще более мучительного желания поспать. Из подушки, на которой он сидел на занятиях, торчал старый, ржавый гвоздь, на который он натыкался, стоило ему заснуть. Так все колени Ширапа вскоре превратились в сплошную рану из-за этого гвоздя, но любое, даже самое монотонное занятие в итоге шло ему впрок.

В обеденное время Ширап бежал на кухню и снимал с печи кастрюлю с бульоном. Стоило Ширапу не доварить, или переварить бульон, и Содой лама оставался без обеда, а Ширапа наказывали, секли толстым ивовым прутом.

Питался Ширап два раза в день, поскольку два раза в день питался Содой лама. Учитель Ширапа уже много лет держал обет, питался только до полудня, и Ширап волей не волей, разделил со своим учителем это суровое обязательство. Однажды Ширап не выдержал и положил в рот старую конфету с алтаря. Позади него уже стоял Содой лама, с толстым ивовым прутом в руке.

Содой лама считался лучшим эмчи ламой Цугольского дацана. Среди его паствы ходили легенды о том, как однажды он вылечил одного пастуха от острого приступа аппендицита, сделал надрез в области живота, просунул в надрез рог яка и вывалил содержимое аппендикса обратно в желудок, а затем прописал пастуху пилюли, благодаря которым пастух окончательно исцелился. Еще одна легенда гласила о том, что Содой лама излечил одного из членов царской семьи, пересадив тому легкие молодого волка. Правда, ни одного подтверждения этим легендам Ширап так и не увидел.

Все что видел изо дня в день Ширап, прислуживая Содою ламе, так это то, как его учитель лечил местную знать от головной боли, всевозможных расстройств, а также женского и мужского бессилия. В борьбе с этими недугами Содою ламе действительно не было равных. Ширап всем сердцем желал увидеть хоть что-то более значительное, но видел лишь сытые, постные, безжизненные и безразличные ко всему лица знати. Но любые сомнения Ширап тут же гнал из головы, ибо понимал, что получить нужные ему знания он мог только на курсе у Содоя ламы.

Усердие Ширапа принесло первые плоды с наступлением первых холодов. Однажды утром он еле проснулся оттого, что, свернувшись клубочком, не ощущал холода. Оторвав голову от коврика, он ощутил на себе что-то теплое, на меху. Это был почти новый дэгэл из хорошо выделанной овчины. Рядом лежали меховая шапка, стеганые штаны и гутулы из грубо выделанной кожи.

Однокурсники Ширапа относились к нему так, словно он был прислугой для всего курса. Иногда Ширап действительно выполнял поручения некоторых из своих сокурсников, чтобы получить на обед кусок лепешки, или холодной, в кусочках застывшего жира — говядины или баранины.

С наступлением холодов Содой лама стал поручать Ширапу отбор компонентов, из которых изготавливались лекарства. Это были травы, коренья, кусочки минералов, порошки из драгоценных металлов и даже кости давно вымерших животных. Однажды Содой лама позволил Ширапу войти в свою мастерскую, туда, куда могли войти лишь избранные его ученики. Взяв с полки верхнюю часть человеческого черепа, Содой лама положил ее в специально оборудованный очаг, развел огонь и показал Ширапу как поддерживать огонь, раздувая меха. Череп вскоре раскалился докрасна, а затем побелел. Прихватив череп щипцами, Содой лама положил его на керамическое блюдо посреди большого стола. Остывший череп начал разваливаться на кусочки, которые Содой лама укладывал в чащу из серебра. На следующее утро он велел Ширапу перемолоть кусочки черепа в мельчайший порошок. Ширап перемолол эти кусочки в мельчайшую пыль. Но Содой лама остался недоволен его работой, и велел Ширапу перемалывать этот порошок снова и снова, пока порошок не стал почти воздушным. Этот порошок Содой лама аккуратно ссыпал в серебряный сосуд, и затем добавлял его в лекарство от головных болей.

С наступлением лета ученики Содоя ламы разъехались на каникулы, но Ширапу ехать было некуда, и все это лето он прислуживал своему учителю, помогая в сборе трав и изготовлении лекарств. Содой лама собирал особые травы, в особых местах, пробуя их на вкус, выбирая несколько лепестков с одного куста.  К каждому такому кусту Содой лама приходил лишь раз в год.

Собрав травы, Содой лама сушил их особым образом, учитывая даже лучи солнца, что падали на связки трав в определенное время, и сквозняки, с которых тянуло потоками воздуха. Проезжие караваны купцов поставляли Содою ламе кости древних животных и минералы. Каждый кусочек сырья монах долго нюхал, пробовал на вкус, разглядывал на солнце...

На шестом году обучения Ширап стал лучшим учеником Содоя ламы. Он успешно лечил людей, изготавливал лекарства по той рецептуре, что задавал ему учитель, и очень умело подбирал компоненты для этих лекарств. Содой лама уже без лишних опасений мог доверить своему ученику закуп сырья. Это было очень своевременно, поскольку здоровье Содоя ламы неожиданно ухудшилось. Он быстро, даже стремительно старел, и ни один из его учеников не мог помочь ему остановить этот процесс.

Самому Ширапу уже не было нужды прислуживать своим сокурсникам, в надежде получить на обед кусочек лепешки или мяса, сокурсники сами несли ему щедрые подношения, в надежде разузнать какой-нибудь секрет, о котором Содой лама почему-то не пожелал поведать остальным своим ученикам. Ширап отказывался от этих подношений, лишь окидывал их холодным взглядом, и говорил, что не в силах объяснить им то, что может раскрыть только сама жизнь.

Ширап не заметил, как заносчивость, гордыня и властолюбие овладели его умом. Послушники относились к нему с глубочайшим уважением, почтительно называли его ахай, и в то же время почти панически его боялись. Как-то раз Ширап высек одного из хувараков за то, что тот плохо перемолол компоненты для лекарств. Содою ламе в тот же вечер донесли об этом инциденте.

- Скажи мне, что это? – Спросил Содой лама Ширапа, когда тот вошел к нему в комнату и степенно уселся на подушку напротив него. В руке у Содоя ламы был золотой червонец.

- Деньги! – Спокойно, с достоинством ответил Ширап.

- Сядь ближе! – Попросил Содой лама.

Ширап сел поближе к Содою ламе и в друг заметил, что у ног учителя лежит ивовый прут, тот самый, которым он когда-то его нещадно сек.

- Повторяю свой вопрос. Что это?

- Я не понимаю вашего вопроса! – Честно ответил Ширап. В душе он был даже рад получить от учителя благословение в виде очередной порки, коих уже не было очень давно.

Содой лама взял в другую руку прут, слегка оттянулся назад и вдруг с силой хлестнул прутом по лицу Ширапа. Коснувшись ладонью своего лица, Ширап ощутил липкую слизь собственной крови.

- Что это? – Снова просил Содой лама.

- Что с вами, учитель? – Простонал Ширап.

Следующий удар перебил на его ладони сразу два пальца. В глазах Содоя ламы Ширап не увидел ни жалости, ни сострадания, ни гнева, лишь бездонную пустоту. Он вдруг понял, что учитель будет бить его до тех пор, пока тот не даст ему правильный ответ. Либо ответ, либо конец всей его многострадальной жизни. Учитель шел на жертву, очевидно, ради него. Но чего именно хотел от него учитель?

- Что это? – Вслед за вопросом последовал очередной удар и, левый глаз Ширапа мгновенно оплыл.

Ум Ширапа начал лихорадочно оценивать сложившуюся ситуацию. Он вспомнил рассказы о суровых нравах в монастырях провинции Ладакх, где били палками даже умудренных монахов за малейшее проявление гордыни, били до тех пор, пока к тем не приходило осознание…

- Здесь и сейчас, здесь и сейчас…- прокрутил в своем уме Ширап заветную мысль, что так часто спасала его на первых курсах обучения, - что такое деньги? Для чего они нужны? Для того чтобы жить! А что есть жизнь? Или что ее определяет? Три доши, ватта, питта, и капха, или ветер, желчь и слизь. Ветер, желчь и слизь – три ключевых жизненных энергии человека. Все остальное в обыденной жизни – лишь производные этих энергий…

— Это энергия! – Ответил Ширап.

- Для чего она нужна? – Снова спросил Содой лама.

- Для того, чтобы приносить пользу!

- Что мешает нам быть полезными?

- Гордыня и гнев!

- Что порождает гордыню и гнев?

- Алчность!

- Что есть алчность?

- Заблуждение, мешающая эмоция!

- Почему это заблуждение?

- Потому что деньги – лишь порождение нашего ума!

Взгляд Содоя ламы постепенно начал оживать. Отшвырнув в сторону палку, он молча поднялся со своего трона и ушел к себе в спальню.

В тот же вечер Ширап отыскал побитого послушника. Им оказался сын бедняков, которого Содой лама принял к себе на курс, принял потому, что когда-то принял Ширапа. Юный послушник прислуживал одному из лам, и спал у него в прихожей, у печки, на войлочном коврике.

Разбудив послушника, Ширап увел его к себе в дом, и уложил на свою постель. Сам же он лег у печи, на войлочном коврике. Ночью он несколько раз поднимался со своего ложа и поправлял одеяло, бережно, по-отечески укрывая им юного хуварака. Мальчик бормотал во сне, вздрагивал, всхлипывал, переживая что-то даже во сне.

- Скажи мне, сынок, чего ты хочешь от этой жизни? – Спросил Ширапа Содой лама после того, как тот прошел полный курс обучения. Его рано выцветшие, бледно голубые глаза смотрели на Ширапа с отцовской нежностью. Ширап впервые за всю свою жизнь ощущал на себе такой взгляд, полный искренней любви и сострадания.

- Я хочу совершенства! - Не задумываясь, ответил Ширап, - моя жизнь началась с больших страданий, мои родители умерли от оспы, когда мне было три года. С пяти лет я был вынужден прислуживать другим людям, чтобы не умереть с голоду. И в пять лет я стал задумываться, почему в этой жизни так много страданий. Я присматривался к тем людям, которым прислуживал, и не видел, чтобы они были счастливы. Все те, кого я видел, только страдали, и чего-то боялись. Так я решил найти то, что позволит мне больше не бояться страданий, и услышал легенды о великом йогине. Это был Ойдоп багша. Я долго искал Ойдопа багшу, но вскоре узнал, что он ушел в паломничество в Тибет, и вернется оттуда только через семь лет. Я не мог ждать так долго, и потому пришел к вам, учитель.

- Я не смогу дать тебе того, что ты хочешь, - признался Содой лама, - потому что не я был твоим учителем. Зато ты очень многому научил меня! Когда ты плакал ночами на своем коврике, я плакал вместе с тобой. До этого я мучился бессонницей, но, когда моя подушка начала намокать от слез, я начал засыпать как младенец. Мое сердце разрывалось, когда я видел, как ты, забившись в угол, поедал подачки от своих сокурсников. Я страдал вместе с тобой, когда видел, как ты вздрагиваешь от боли, уткнувшись коленом в гвоздь. Твоя боль отзывалась болью в моем сердце. Благодаря тебе я вернулся к своим обетам и вновь ощутил чувство сострадания ко всем живым существам, то, о чем я почти забыл на склоне прожитых лет.

Ширап замотал головой, показывая всем своим видом, что ему нелегко слушать этот монолог.

- Не перебивай меня, Ширап! Ты заставил меня пережить все то, что я уже переживал когда-то. Как я мог это забыть? – из глаз Содоя ламы потекли слезы. – Ойдоп багша не случайно ушел в Тибет. Он должен был найти перерождение своего любимого ученика, Гьялцена Римпоче. Ойдоп багша не вернется на родину. Времени у него немного, и вряд ли у него будут силы на обратную дорогу. Но, ты еще можешь успеть получить знания от этого учителя. - Содой лама потянулся вниз, под столик, укрытый богатой парчой, и извлек оттуда мешочек с деньгами, - здесь хватит на дорогу, и на подношения.

-Учитель? - Ширап упал на колени перед Содой ламой и обхватил руками его стопы, обутые в дорогие гутулы, - я не могу принять эти деньги, и не могу покинуть вас, ведь вы столько мне дали?

- Величайшая драгоценность нашего учения, это сострадание, - улыбнулся Содой лама, — это чувство позволяет нам быть здесь и сейчас, и достичь всего того, ради чего мы здесь, освободиться от страданий, и помочь обрести свободу всем живым существам. Разве не этому ты меня научил? Береги это чувство, и непременно найди Ойдопа багшу. Когда-то давно мой учитель Гьялцен Римпоче, ученик Ойдопа багши, решил отпустить меня на родину, чтобы я почтил прах своих родителей. Он высказал пожелание, чтобы я вернулся в Тибет и продолжил учебу. Он сказал мне, что я должен освоить и принести знание, которого еще не было на моей родной земле. Но, вернувшись на родину, я понял, что и так уже владею знаниями, которыми никто здесь больше не владеет. И я решил, что выполнил пожелание учителя, - Содой лама тяжело задышал и схватился за грудь, но тут же выставил перед собой руки, как только Ширап бросился к нему, чтобы хоть как-то помочь, - отправляйся в Тибет немедленно, найди Ойдопа багшу. Драгоценные пилюли...

Содой лама умер на руках у Ширапа. Хлопоты о погребении взяла на себя администрация дацана, а Ширапу предложили занять место своего учителя. Но, вскоре после обряда погребения Ширап исчез. Он появился спустя много лет, изможденный дальней дорогой. Но в глазах его светился огонь нового знания…