Истории, которые стали правдой благодаря одной фотографии.
В этом году Бурятия отмечает 100-летие со дня рождения классика бурятской литературы Даширабдана Одбоевича Батожабая. Его литературное наследие в представлении не нуждается, и оно наверняка еще будет переосмыслено. Но, не менее интересны для простого читателя все те истории, что витали, и по-прежнему витают вокруг наследия, самой персоны легендарного писателя и его близких. Истории в этой статье посвящены одной из дочерей Батожабая.
Поцелуй Батожабая
По крови я являюсь близким родственником Даширабдана Одбоевича, мой дед по линии отца, Ширибазар, приходился родным братом писателю. Разные фамилии у них были потому, что Батожабая в младенчестве отдали в семью Батожаба, об этом сам писатель рассказывает в начале своего сборника «Рассказы беспокойного Рабдана». Упоминаемые в этом сборнике Гомбо и Буубэй, биологические родители писателя – мои прадедушка и прабабушка.
Во многом благодаря сборнику «Рассказы беспокойного Рабдана» и я в итоге связал свою жизнь с литературной деятельностью. Это была первая бурятская книга, которую я прочитал, в возрасте двенадцати лет. Прочитал залпом. Потом выяснилось, что эту самую книгу Батожабай подарил моей маме, незадолго до своей смерти.
Литературные способности я показывал едва ли не с рождения. Но моя мама, ортодоксальная агинская бурятка, считала и до сих пор считает этот дар, очень мягко говоря – обузой, которая свалилась мне на голову по ее вине. Случилось это, по рассказам моей мамы, в 1977 году, в год моего рождения и смерти Батожабая. Мама была беременна мной на девятом месяце, когда отец предложил ей съездить в гости к Батожабаю, попрощаться, у него была последняя стадия рака.
Мама очень красочно описала, как Батожабай дописывал свой последний роман. Сил у него уже не было, он даже сидеть ровно не мог, но все равно писал, шатаясь из стороны в сторону. Увидев мою маму и ее большой живот со мной в утробе, он подозвал ее к себе, поцеловал живот, а затем подарил на память то ли мне, то ли маме ту самую книгу «Рассказы беспокойного Рабдана».
Мама в тот же вечер заболела, донашивала меня тяжело. Родился я спустя две недели после смерти Батожабая, очень беспокойным и непоседливым. Когда я отслужил в армии и заявил маме, что планирую поступать в литературный институт имени Горького, она упорно меня отговаривала, убеждала, что мне лучше стать ламой и, в конце концов рассказала эту историю.
Когда я спросил ее, зачем она вообще туда пошла, чувствовала ведь, что не стоило этого делать, она ответила: «пошла потому, что знала дочь Батожабая, Дарижаб». Они были сверстницами, и для многих подруг мамы Дарижаб была примером для подражания, иконой стиля, как принято говорить сегодня.
Тяга к творчеству
Следующую историю о Дарижаб, дочери Батожабая мне рассказал уже мой отец. Ему было двенадцать лет, когда они познакомились, ей четырнадцать. Тем летом он подрядился на работу, взялся пасти поселковый гурт. Дело было вечером, родители отца уехали на курорт «Зымха», пообщаться с родственниками, сам он готовил себе ужин после работы, и вдруг заходит девушка.
- Я Дарижаб, твоя двоюродная сестра, - представилась девушка.
Отец растерялся, слова не мог из себя выдавить, даже чаю забыл предложить. Дарижаб быстро поняла, что своим вторжением только смутила брата, и ушла. Поздно вечером приехали родители, от них отец и узнал, что его сестра приехала из Улан-Удэ, отдохнуть на курорте «Зымха».
Рано утром вместо того, чтобы ехать пасти гурт, отец рванул на лошади до «Зымхи». И целых десять дней его не могли оттуда выгнать.
- Все эти десять дней мы говорили, говорили, говорили, - рассказывал потом отец, - я очень жадно впитывал все то, о чем она мне рассказывала. Мы говорили о книгах, об интересных людях, ее друзьях, коих у нее было очень много, о ее поездках в Москву и Ленинград. Я рассказывал о том, каково это, пасти гурт, или работать на чабанской стоянке, о драках среди поселковых пацанов толпа на толпу и многое другое. И ей тоже все это было очень интересно. А еще она очень любила читать вслух.
Той осенью после встречи с сестрой отец твердо решил чего-нибудь непременно добиться, пошел учиться в художественную школу, начал много читать, подтянул успеваемость. Даже остеомиелит, который сковал его затем на несколько лет, не выбил из колеи. С Дарижаб с тех пор им так и не удалось увидеться. Но именно благодаря ей отец, а затем и мама начали читать нам с братьями вслух. Так и пробилась в нас, по мнению отца, тяга к творчеству.
Падение с высоты
И мама, и отец в своих воспоминаниях о Дарижаб Батожабай сходятся в одном: это была очень красивая девушка, и образованная во всех смыслах. Причем красотой она обладала особой по тем временам, как часто говорят сегодня – в не национальности.
Очередную историю о Дарижаб я услышал от Сэсэгмы Пубаевой, дочери известного бурятского ученого Регби Пубаева. Регби Ешиевич дружил с Даширабданом Одбоевичем, и эта дружба была тесной, очень искренней.
- Дарижаб была высокой, модельной внешности, с вьющимися волосами и, если говорить в целом – современной на все времена, – рассказала Сэсэгма Регбиевна, - эта современность в ней была естественной, не вымученной, что говорило о породе. Ее мать, Бутит Цыреновна, внешне очень простая женщина, обладала мощным внутренним обаянием, большой женской харизмой. Дарижаб в итоге переняла лучшие качества своих родителей, выросла яркой и цельной личностью, настоящим продолжением своего именитого отца.
Согласно обрывочным воспоминаниям Дарижаб Батожабай дружила со многими известными людьми, как в Бурятии, так и в Москве и Ленинграде, училась в престижном ВУЗе, ей легко давались иностранные языки. Ей не было тридцати, когда жизнь ее, после падения с большой высоты, разделилась на до и после. После того несчастного случая она закрылась от внешнего мира. И все мои попытки увидеть ее своими глазами так и не увенчались успехом.
Связаться мне удалось с ее дочерью, Лидией, она и передала мне эту уникальную в своем роде фотографию, где Дарижаб Батожабай запечатлена незадолго до падения с высоты. Мне, как журналисту и драматургу, глядя на это фото, вдруг подумалось, что все те легенды, которые ходят в нашей семье об этой девушке, в одночасье стали правдой. И это, наверное, хорошо, что в нашей семейной памяти ей суждено остаться только такой!