865
Май 2017- го уже летел в лето и там обещал раствориться в долгожданном отпуске для многих горожан. Разного рода беспокойства и треволненияуже уступали место простым человеческим радостям, выбору мороженного и горячих путевок, пересчету свободных отпускных средств, вечерним посиделкам, дымящимся шашлыкам и до полуночи затянувшимся прогулкам. По тому, как полномасштабно в социальные сети вливались фотонеба, земли и алеющих закатов, можно было решить — счастье где-то рядом.
В один из таких дней на пятом этаже десятиэтажной новостройки собралась молодая компания давно знакомых людей. Каждый из них, так или иначе,был одинаково похож и не похож на всех собравшихся. Каждый считал, что он «лучше всех, кто был до него», как поется в песне у Васи Обломова и Паши Чехова. Каждый мечтал прожить свою жизнь как-то особенно. В чем, конечно же, нельзя обвинять любое молодое поколение, а особенно рожденное после распада СССР.
Сегодня они снова собрались вместе, как делали всегда, когда чувствовали потребность найти друг в друге силу, способную как им казалось, противостоять вечно меняющимся веяниям времени и вечному несоответствию безмятежности Улан-Удэ болезненно пульсирующему циферблату хаотичного мира.
Будучи еще детьми в душе, наши герои делили планету Земля на две части: Бурятия и весь мир. Так делают многие, по-крайней мере, многие из встретивших взросление на родине прежде чемосуществить свой большой полет в жизнь. А потому мечтающие о чем-то для них самих не до конца понятном.
Не обошла эта участь и Сеню с Темой. Когда то жившие в одном дворе и периодически, сталкивающиеся на этапах своего взросления в одних и тех же кампаниях, теперь они являли собой неразделимый образ эдакого недоросля, так часто описываемый многими писателями и режиссерами и оттого, легко узнаваемый среди его почитателей.
Благородства ради, стоит сказать, что ребята они были хорошие, несмотря даже на то, что Сеня рассуждал о великом будущем Бурятии в самый неподходящий для этого момент, а Тема не скрывал своего безразличия к поднимаемым другом темам. И, как полагается в их, еще незрелом возрасте, тишина не всегда дает ответы на все вопросы, вот два друга и разговаривали о вечном, плавно перетекая из одной философской темы в другую. И сегодня снова начался разговор на Темином балконе.
Разговор первый —на балконе пятого этажа
— Сень, придвинь стул ближе к стене и не будет бить прямо в глаза.
— Мне и не бьет.
— А чего щуришься?
— Я пытаюсь рассмотреть надпись на лобовом.
— А-а… Это из соседнего. Клеит на каждую новую машину. Теперь вот он Monster.
— А че бы на русском не написать Чудище, и всем было бы понятно.
—Так и так всем ясно!
— По- твоему старики тоже догадываются?
— Или догадываются или не смотрят на это. У них же другие ценности. Ну, там внуки, огороды и прочее. Зато все дети точно знают такие слова.
— От этого не легче. Иметь папу монстра — это как-то жутко, знаешь ли. Дети вроде как должны гордиться папиной машиной. А тут...
— Да, ты прав, наверное. Не думал никогда.
— От этого не по себе, понимаешь. Страшно от самой идеи, что маленькие дети любят своих родителей безусловно. Принимают все как данность. А что, если это неправильно?
— Что неправильно? Любить папу, который наклеивает странные надписи?
— Ну, почти. Любить и гордиться всем тем же, что любят родители.
— А ты разве так не хотел бы?
— Хотел тогда или сейчас?
— А что это меняет? Многое. Я бы хотел, чтобы уже сейчас дети понимали это так же, как я со стороны это вижу.
— Да ладно. Это утопия, брат. Хватит зря умничать.
— Я не умничаю, это же так элементарно. Ну, разве наше общество не шагнуло бы вперед, будь у нас следующее поколение лучше, чем предыдущее.
— Это возможно?
— Конечно! В этом и есть суть эволюции. Так и должно быть! У нас же все наоборот: старики веселее молодых.
— Ну, это ты снова перегибаешь! Еще скажи, что я Степана Михайловича из 22— й завтра с собой могу взять на паркур! Ну, и интеллектуальный уровень; они же не все могут пользоваться смартфонами, интернетом и прочим.
— Многие могут. Да, и не суть важно это. Вот завтра отключи тебе весь интернет, что ты будешь делать?
— Я ничего! Я мечтаю уже год как ничего не делать. Вот сдам сессию, и мечта сбудется. А ты?
— Догадайся!
— А, ну, ты, конечно! Медитировать начнешь, я знаю, и прочитаешь «Шабаш», наконец-то.
—Не «Шабаш», а «Шантарам».
—Тебе лучше знать. Вечно ты перегибаешь, Сень. «Быть или не быть? Вот в чем вопрос».
— (Сеня, покачал неодобрительно головой.) Мне кажется, Вы в этой сцене вечно переигрываете, друг мой.
— Мне кажется, критиков на мыло!
Тут из гостиной послышался шум остальных друзей. Кажется, кто-то кого-то снова обыграл в мафию, и вся компания недоумевала таким исходом игры.
Между друзьями ненадолго установилась долгожданная пауза. Она случалась всегда, когда Сенино негодование сталкивалось со стойким противостоянием Темы. Вполне удовлетворившись таким исходом, Сеня «вернулся на родную землю» и продолжил, но уже с меньшим энтузиазмом.
— У Степана Михайловича, кстати, дочь вернулась из Америки.
— Ты сегодня весь день решил нести бред?
— Я на прошлой неделе разговаривал с ним. Он сейчас такой радостный ходит, так что ему сейчас не до твоего паркура.
— Да не может такого быть! Я же знаю, она навсегда хотела свалить. У нее же там все срослось. Ну, типа, работа, жених и все остальное.
— Видимо, не все. Вернулась и даже вышла на свою прежнюю работу в редакцию.
— Продолжай!
— А что продолжать? Она ведет затворнический образ жизни, с друзьями почти не общается. Дома и на работе проводит все свое время.
— Я ничего не понимаю... Чем Бурятии лучше чем Калифорния? Ты спроси, может у нее не все дома теперь?
— Я, конечно, понимаю, что ты зря обивал их пороги. Но к чему столько дешевого сарказма?
Тема заерзал на стуле и привстал, демонстрируя все свое надувное равнодушие к последней фразе.
— И все равно не поверю, пока не увижу своими глазами!
— Даже и не думай! Я не переживу прихода Холдена Колфилда на бурятскую землю еще раз, чтобы вытаскивать его из пропасти. Давай я лучше тебя отправлю в Америку от греха подальше!
Оба посмеялись над шуткой, но было видно, что Тема смеялся не как обычно, а Сеня уже сожалел о своей излишней говорливости.
Та самая Настя, удивившая всех своим, как подругам казалось, глупейшим поступком, вернулась еще прошлой осенью. И то, что она оставалась для многих своих знакомых незамеченной, проводя все вечера дома, еще раз подтверждало перемены, постигшие ее. Злые языки уже болтали о том, что ее бросил заморский жених, что не дали грин-карту и много еще всякой ерунды. Однако было понятно, что были причины куда более веские для нее самой быть здесь и сейчас.
Неожиданное возвращение домой смелой путешественницы для отца и матери не было чем-то из ряда вон. Девушка действительно не очень любила покидать родительский дом, там для нее с детства было все необходимое и для творчества и для уединения, а сложившиеся с детства нежные отношения с отцом всегда придавали ей уверенности и были словно сильные невидимые крылья за спиной.
Среди множества талантов ее отца был один, как ей казалось, самыйуникальный —ее отец Степан Михайлович обладал тонким чувством юмора и мог порой одной лишь незначительно сказанной фразой вызвать улыбку на лице дочери. Мать, Ульяна Никитична, все здоровье положившая на устроение семейного уюта, теперь после тяжелой болезни наконец-то обрела долгожданный покой. Настя была тем самым дополнительным звеном в отношениях между родителями, внося в их размеренную жизнь то необходимые всплески беспокойства, то непередаваемую радость от полноты жизни. Все втроем они были некоей геометрической фигурой, неподвластной изменениям извне пока они рядом, и потому так тяжело переносившие разлуку, если кому-то приходилось выпадать из своего начального состояния. Эта и была та самая интеллигенция, которая никак не вписывалась в современные рамки будто бы помолодевшего города, но в то же время и покидать его не желала.
Разговор второй – в телефонных проводах
— На-асть! Возьми трубку. Амарсана звонит!
— Сейчас!
— Алле!
— Привет, путешественница!
— Привет! От путешественницы слышу. Ну, как ты? Как дела?
— Все в порядке. А ты?
— Шикардос! Давай увидимся завтра вечером. Девчонки в городе, Алина с семьей приехала из Исландии.
— Я так давно вас не видела!
— Ну, тем более. И мы соскучились уже очень.
— Где собираемся?
— На проспекте в шесть на нашем месте, а потом решим, куда дальше.
— Классно! Спасибо, Сан!
— Ну, давай-давай! Так не терпится тебя обнять!
— И мне вас всех!
— Значит до встречи! Пока!
— Пока!
Настя положила трубку, и на ее лице озарилась со школьных лет знакомая улыбка. Это была ее единственная компания, где можно было быть собой и не надевать маски так необходимые порой для городской жизни. Все они были одноклассниками третьей лингвистической, и их класс, пожалуй, мало чем отличался от других, за исключением одного —они время от времени продолжали искать встреч друг с другом.
Настя, окунувшись в воспоминания юности, все еще стояла с телефонной трубкой в руке и о чем-то думала, в то время как в обеденной за шахматной доской уже давно заждался отец. Пока дочь говорила с подругой, он успел продумать не один ход и к моменту, когда она закончила разговор, успел сам потерять интерес к ловкости своего ума, решив, что будет играть по наитию.
Разговор третий – за шахматной доской
— Насть! Ну, ты идешь?
— Да-да!
— Садись, твой ход.
— М-м-м.. Пожалуй, вот так!
— Хм… Продуманно. А я так пойду. Съел твоего коня.
— Ну, почему каждый раз коня? Можешь ведь взять и другую фигуру. А конь — моя любимая фигура.
— Конь, Насть, — это маневренный элемент. От него нужно избавляться.
— Эй, вы там, игроки! Мы сегодня ужинать будем? Уже слышу не только ваши ходы, но и свое урчание в животе.
— Сейчас, мам! Мы сделаем перерыв. Я вот только уведу своего второго коня, а то его тоже кое-кто съест.
Яблоневое настроение парило над проспектом и заставляло всех, кто шагал вдоль дорожного полотна, замедлять свой шаг, вторя невидимому блаженному аромату мая. Настя шла уверенным быстрым шагом по привычке своей вечной занятости, но успела заметить, что это место в городе, несмотря ни на что, останется прежним, и эта мысль была до мурашек приятной. «Хоть что-то неизменно, — подумалось ей, — хоть на что-то можно опереться в прошлом и не бояться это потерять».
Не успев дойти до того самого места встречи, ее вдруг кто-то окликнул и помахал рукой со стороны мемориала. Присмотревшись, Настя узнала Алину, Виту и болтающую по телефону Амарсану. Осмотревшись по сторонам, она перешла на другую сторону проспекта и замедлив шаг, пошла навстречу подругам, не скрывая любуясь ими и как-бы оттягивая момент девичьих объятий.
Разговор четвертый – на проспекте
— Ну, наконец-то! Мы уж думали, теперь не скоро тебя увидим.
— Привет!
— Привет- привет!
— А что это вы тут ждете? Договорились ведь рядом с нашей скамейкой.
— Ее больше там нет, не захотелось стоять просто под тополем.
Настя мигом обернулась, пригляделась и продолжила разговор непривычным для нее низким тоном.
— И правда, нет.
Амарсана помахала издали рукой и продолжила телефонный разговор.
— Она с мальчишками договаривается, кто подъедет, чтобы забрать нас отсюда. Сегодня особая программа, едем в гости!
— К кому?
— К Тимуру. Он сам настоял.
Настя про себя порадовалась, что не придется сидеть в шумном ресторане и пытаться рисовать легкость на лице.
— Значит сегодня душевные разговоры?
— Выходит так. А вот и Гриша! Амарсана, хватит болтать! Едем!
Квартира у Тимура и его жены Гели оказалась просторной, и после ужина, приправленного шутками и отличным настроением от радости долгожданной встречи, ребята переходили к душевным разговорам. Кто-то просто слушал, а кто-то время от времени брал инициативу дружеского допроса на себя, не оставляя от таинственного молчания следующей жертвы ни крошки. Пришла очередь и Насти рассказать о последних событиях. Вита многозначительно улыбнулась, Алина как-то по-матерински заботливо посмотрела, Амарсана оказалась занята обсуждением, и тут не выдержал Никита.
Разговор пятый – в гостях
— Ну, как она там жизнь, Насть?
— По-моему, везде одинаковая.
— Хм… Ну, если ты о вечных нуждах людей, я тут согласен. Но мне интересно, почему она не пришлась по вкусу тебе?
— Я слишком многого, наверное, хотела от просто красивой картинки.
— Ну, ты, конечно, многовато затребовала. Как там в поговорке, «от любви любви не ищут»?
—Думаю, любовь здесь совсем ни причем, Никита. Мы разные и точка. Можно сколько угодно пытаться не замечать эту разницу, но она не становится от этого меньше. Ты не сможешь не плакать от счастья, когда в небо взмывает олимпийский мишка в Сочи, и не сможешь не подпевать гимну России, даже если ты в Калифорнии. А в школах Америки твои дети должны будут каждый день петь гимн не твоей страны, понимаешь?
— Черт побери! Пожалуй, ты права. Но ведь ты так мечтала уехать.
— Миллионы людей о чем-то всегда мечтают. Что это меняет?
— Да, в сущности ничего. Но ты — это не все. Ты шла к этому так уверенно, и ... И там все так хорошо складывалось.
— Ты, кажется, забыл, у меня здесь родители. Они не никуда отсюда, а я никуда без них.
— Приятно осознавать, что хоть что-то могло быть важнее курса доллара два года назад.
И вдруг не выдержала Амарсана и задала вопрос, который, казалось, мучал ее даже больше, чем Настю когда-то.
— А может, еще передумаешь, а? Напишешь? Может, еще не поздно?
— Поздно.
— Блин!
На этом допрос был окончен, и друзья взялись за десерт. Вишневый торт у Гели оказался таким восхитительным, что Тимур принимал комплименты, предназначенные жене, как адресованные самому себе и довольно кивал в сторону каждого лакомившегося гостя.
В половине двенадцатого гости начали разъезжаться. Настя попросила друзей не подвозить ее до дома, а вышла в центре города на Советской под предлогом что-то купить к завтраку. Ночь была тихой и светлой, и она пошла размеренным шагом к фонтану, чтобы как в детстве смотреть на него, на театр и ни о чем больше не думать.
Прошло почти полчаса, прежде чем она заметила, что кроме нее, молодой пары и еще небольшой компании к фонтану подошел молодой человек с рюкзаком, осмотрелся вокруг и направился прямиком к Насте. Ее ничего не смутило в таком поведении ночного усталого туриста, кроме того, что было достаточно свободных скамеек, кроме той, на которой она сидела. И это обстоятельство совершенно, как ей казалось, не совпадало с характерным поведением безобидного туриста. И как только незнакомец заговорил с ней, все ее подозрения подтвердились.
Разговор шестой – в ночи.
— Добрый вечер!
— Ночь, Вы, возможно, хотели сказать?
— Ах, да! Простите. Вы не против, если я здесь присяду?
— Пожалуйста!
И пока гость снимал рюкзак и садился, Настя успела окинуть взглядом его одежду, посмотрела внимательно на руки, они были красивыми, пожалуй, даже слишком для мужчины, и едва успела отвести взгляд, как молодой человек посмотрел на нее и сказал.
— У Вас очень красивая улыбка!
Чем привел девушку в полное замешательство, потому что ей хотелось вежливо поблагодарить за комплимент, но сказанный вот так, как ей показалось, чересчур уверенно,как гром среди ясного неба, он совсем нарушил ход контролируемого Настей ночного события. Она промолчала в ответ, стиснув зубы, чтобы ее улыбка самоуверенному незнакомцу не показалась слишком открытой. Однако, ночного героя и тут ничего не смутило, и он просто продолжил беседу.
— Знаете, я люблю гулять пешком. Особенно, когда есть на что посмотреть. Просто хочется иногда романтики.
Настя ни на шутку насторожилась.
«Что это еще за ночное чудо?» — промелькнула беспокойная мысль в ее голове. Однако, молчать дальше было глупо, она кивнула головой и попыталась продолжить беседу.
— Понимаю. А что у Вас в рюкзаке?
— Все самое необходимое.
Исчерпывающий ответ, подумалось Насте, и она уже мысленно представила всевозможные инструменты нетривиального использования. Словно прочитав ее мысли, молодой человек открыл рюкзак и достал то, что оправдывало теперь красоту и силу его рук.
— Я пишу картины и портреты. Ну, еще многое другое делаю. Хотите напишу прямо сейчас Ваш портрет?
— Прямо здесь?
— Почему бы и нет. У всех портрет с Арбата, а у Вас будет с площади Советов.
«Не просто с площади Советов», — подумала Настя. Здесь, в здании напротив театра, на самом верхнем этаже, прошла половина ее детства. Могла ли она знать тогда, что может попасть в такую сказочно нелепую ситуацию. И главное, что теперь делать: найти повод уйти или остаться? Настя посмотрела на часы. Было далеко после полуночи.
— Вы любите ночью гулять один?
— Я не только это люблю.
— Я не хочу портрет. А можно просто вид на театр с фонтаном?
— Можно, но придется гораздо дольше ждать.
— Что ж! Тогда, пожалуй, мне пора.
— Портрет будет готов ровно в это же время через неделю.
— До свидания!
— До свидания!
Настя быстро взяла такси и уехала домой, а молодой человек остался все там же.
Не прошло и часа, как у фонтана появилась еще одна компания. Тема и его друзья возвращались домой, держа в руках скейты.
Разговор седьмой – по разные стороны
«А это еще кто там на нашей скамейке?» — забурчал Тема, которому явно хотелось занять, хотя бы ненадолго свое обычное местоположение после ночной тренировки. Но на этот раз Сеня, всегда готовый к размышлениям, почему-то промолчал в ответ, не уделив данному обстоятельству никакого внимания. Тема нарисовал на лице всю свою надувную недоброжелательность, но решил все-таки подойти ближе и получше рассмотреть сидящего человека. Друзьям ничего не оставалось, как только последовать за ним.
— Хэллоу!
— Ну, хэллоу.
— Ой, Вы из Раши что— ли?
— Ну, да.
— Простите, не признали.
— Да, я понял.
— Отличный набросок!
— Отличный скейт.
— Спасибо!
Теме хотелось продолжить общение, это был редкий случай, когда хотелось остаться и просто смотреть за работой другого человека. Но чем больше он смотрел на то, как уверенно и плавно двигалась рука незнакомого ему художника, тем больше понимал, сказать ему было нечего. В живописи Тема мало что смыслил, а догадаться, что кроме искусства незнакомец разбирался во множестве других вещей, он не смог. Пришлось попрощаться и побрести с друзьями домой.
Ровно через неделю на том же месте снова сидел все тот же молодой человек. На скамейке лежала картина, а рядом чехол от гитары.
И был слышен звук давно знакомой Насте песни. Впервые в жизни этот вид на театр с фонтаном показался Насте настоящим. Впервые в жизни, подпевая внутренне знакомой ей песни на английском, она никого не предавала и ни от чего не отказывалась.
Разговор восьмой — …
