1901
Чойбонов Матвей Рабданович (1947–2021). Народный поэт Бурятии. Общественный и религиозный деятель. Родился в селе Инзагатуй Джидинского района Бурятии. Член Союза писателей России. Автор поэтических книг на бурятском языке и в переводах на русский.
Образ отчизны
Колыбельная песня
Во мне не смолкает поныне.
Слышу старый напев —
Вижу образ прекрасный отчизны моей;
Вековечной лампадой небес
Воссияла средь верных детей,
Материнскою сказкой
Звучит в наплывающей сини.
Оглянусь и увижу:
Вон там на отшибе селенья
Притаился домишко,
Где мать поживала когда-то с отцом...
Что же делать, мой брат?..
Сочиню-ка я стихотворенье
С развесёлым началом
И всё-таки с грустным концом.
Но я помню всегда,
Что твердыни легко исчислимы:
Это родина-мать,
Да ещё материнская чудо-душа.
Говорят, заграница ну так,
До того хороша!..
А меня-то влекут в свое лоно
Байкальские лета и зимы.
На привольных просторах
Молюсь без помехи богам,
И мой синий хадак
На ветру извивается, плещет...
Есть на свете различные люди,
И деньги, и вещи,
Но отчизна, кровинка моя...
Я её ни за что не отдам!
Светлый образ отчизны похож
На Бурхана незыблемый лик.
О, Боргойская степь!
О, родное навеки селенье!
С вами я каждый год,
Каждый час, каждый миг.
И ни тени обид между нами,
Ни капли сомненья.
* * *
Монгольскому поэту-демократу
Р. Чойному
Земная власть не даст поэту фору.
Ты жив еще?.. Ну что ж, живи, живи...
Ах, жив еще!.. Она научит скоро
Тебя свободе, братству и любви!
Она тебя во вьюгах так промоет,
Что позабудешь имя и судьбу.
...Живи, поэт! И Азия откроет
Тебя — и, славя, задудит в трубу!
Не сразу власть тебя перемолола;
Твое-то сердце было, как кремень,
Под стать огниву вечного монгола,
Огниву, прогоняющему тень.
Когда ты шел — стелилась степь под ноги
Подолом доброй матери твоей;
Когда ты чайкой пел — казалось многим:
Пришла весна и сгинул снеговей.
Казалось многим, что хадаком синим
Тебя встречает солнечный простор,
А ты хадак — благословеньем длинным —
Над вечною Монголией простер!
Когда же степь от инея звенела,
Казалось многим, что не степь вокруг,
А — море, где, вскипая, то и дело,
Волна кумыса налетает вдруг!
Не сторонясь простого человека,
Ты жил его надеждой и судьбой.
С тобой рядком, не замечая снега,
Шагал на службу цирик молодой.
Уже прощально отзвучали клики
Высоких птиц над родиной твоей,
А ты идешь, простой, земной, великий,
Оглядывая ширь и даль степей.
А воины, что мимо проходили...
Что расцветало на устах у них?..
Простые песни не о зле и силе, —
О луноликих девах дорогих;
Стихи твои лампадой им светили,
Лампадою, не меркнущей во мгле...
И ветры слово правды разносили
По всей широкой горестной земле.
И образ твой несут дымы селений —
Всё дальше, ввысь, по Млечному пути.
Сверкает снег. Лежат в распадках тени.
И ветерок предутренний утих. Ты — высоко.
И ты — в ветвях сандала,
Цветущего, как детские сердца.
Душа твоя вовек не умирала,
Поскольку — без начала и конца.
* * *
Когда я подолгу гулял по вершинам,
По горным вершинам, касаясь небес,
Когда я со звездами так пообвыкся,
Что стал себя чувствовать в общем-то ровней.
Мне мудрая матушка крикнула как-то:
Про четки, сынок, не забыл ты?..
И, мира дыханием дольним овея,
На бедную землю меня опустила.
И тут я прозрел; и увидел отчизну,
Объятую радугой яркой хадаков,
И святостью Далай-ламы, римпоче,
Сияньем Пресветлого Дзанабадзара;
Объятую светом матери Дара-эха.
Коль в самом-то деле сошел ты лучом
На эту, слезами омытую, землю,
То, значит, поборешь несчастья и беды,
И чары недобрых витающих сил, —
Так молвила мать и в тот миг показалась
Вершителем судеб — самим Эрлик-ханом.
Когда я был мал и гулял олененком,
И конь мой еще жеребенком резвился,
Вручая старинный серебряный нож,
Наказывал, помню, мне мудрый отец:
Достойно живи, поколения помня,
И степи в глазах и в душе сохрани...
Вот так и вливались мне в сердце
И память, и сила былых поколений.
Теперь же, судьбе своей следуя строго,
Внимаю божественным знакам высоким,
Творю каждодневно молитвы о главном:
Приди, осени, светокрылое счастье,
Родной мой народ, мою милую землю!
* * *
Пусть светлые добрые думы
В душе обретают приют,
И годы, вернувшись угрюмо,
Цветами опять зацветут.
Пусть жизнь, распрямляючи плечи,
В потомках родится опять,
И Будды учение вечно
Несет в этот мир благодать.
Пусть строки стихов моих строгих
Звенят, как подснежников синь,
Пусть с думой внимают им боги —
Хозяева гор и долин.
Пусть песня, усилясь стократно
И вскинувши смуглую бровь,
Со сказами горними ладно
Звучит для Всевышнего вновь.
И я, в поднебесье взлетая,
И жаркою птицей звеня,
Поведаю всем, что святая
Отчизна узнала меня.
И я — о, мой край соболиный —
Мечтаю, чтоб счастье взошло,
Как солнце над степью былинной,
И нас за собой повело!
* * *
Надышавшись кизячного горького дыма
(Он подобен дыханию старых времен),
Я отправился в путь молодым пилигримом
В незнакомую жизнь, как в неведомый сон.
В теле древней горы оставалась могила,
А в могиле — моя драгоценная мать.
Где же взять мне надежду и волю, и силы,
Чтобы все понимать и душой принимать!..
...Нет, ничто никогда просто так не дается!
Небо штучки и дрючки не примет в расчет.
Только тот, кто упорен, чего-то добьется,
Что-то ясно увидит и ясно поймет.
Потому-то (ни в чем себя выше не ставя),
С молодежью ищу не пологих дорог,
Не ищу я дорог к возвышенью и славе,
Но завещанный мне выполняю урок.
И так радостно мне, что труды не пропали,
Что исходит добро от моих сыновей,
Что они продолженьем души моей стали,
Что живут в окруженье достойных людей.
Не нужны им большие земные богатства,
А нужна им простая по сути мечта:
Да окрепнут людское великое братство
И любовь!.. Остальное же — тлен, пустота...
* * *
Родник, появившийся из-под земли
Становится тут же живою водою — аршаном.
Пугливый и робкий простой жеребенок
Проснется однажды лихим скакуном.
А музыка (если она полнозвучна)
Всего тебя нежной волной омывает.
А дети — о милые эти младенцы! —
Они свою маму собой осчастливят.
Табунщик, услышав спросонку в ночном
Певучее тонкое ржанье коня,
Душою огромную степь обнимает.
А тот можжевельник пахучий
На дальней таежной вершине!..
Уставшим пошлет он покой благодати.
Весна же... Ее первоцветы,
Ее ароматы хмельные
Даруют (созревшим для этого)
Великое светлое чудо любви,
Той самой, которая денно и нощно
Невидимым светом сердца озаряет;
Тогда же слова лепестками ромашки
Срываются с губ. О, великое чудо!
И горы, царящие гордо над миром,
Так рады ударам весеннего грома!
Весною знакомая эта земля — не земля,
Но — родная ладонь материнская,
Ладонь, на которой покоится все.
Дорога
Она долга, она и коротка.
Хлебнешь на ней и горя, и печали,
И радости на ней тебя встречали.
Ну что же... До свидания! Пока!
Сверяясь с путеводною звездой,
Идешь по ней, кого-то догоняешь.
Идешь по ней и, несомненно, знаешь,
Что впереди не ждет тебя покой.
Одно бодрит: с тобой твои друзья,
Незримые, шагают где-то рядом,
И ты идешь под их незримым взглядом.
— Ах, это ты!..
— Конечно, это я.
Идут по ней детишки, старики,
Застенчивые, тихие невесты.
Идут, идут... И всем хватает места.
Идут, идут... А дали — далеки.
Ах, далеко ушел я, далеко!..
Давным-давно моя отстала свита.
Цветы на глине выбили копыта...
Прошел табун... А с ним — мой верный конь.
Перевод И. Тертычного
