​Победа – одна на всех: военное лихолетье

Мое детство пришлось на суровые военные годы. В 41-м я пошел в первый класс. Отца призвали в армию еще в 1939 году, во время воен­ного конфликта с Финлян­дией. С самых первых дней Великой Отечественной он оказался на фронте. Матери одной пришлось поднимать на ноги меня, 8-летнего, и 3-летнего братишку Володю.

Хотя линия фронта была от нас за тысячи киломе­тров, война напоминала о себе каждодневно. Утро на­чиналось радиосводкой Со­ветского Информбюро: «После продолжительных и упорных боев наши войска оставили город...» - эта фраза, произно­симая диктором Юрием Леви­таном, отзывалась болью во взрослых и детских сердцах. Зато какой радостью были сна­чала редкие, а затем все чаще передаваемые сообщения об освобождении городов, про­рыве немецкой обороны, об уничтоженных немецких тан­ках и самолетах. Радовали оз­вученные приказы Верховного Главнокомандующего и сообщения о салютах в столице в честь побед Красной Армии.

Мы видели войну в кино, в выпусках кинохроники, а на улице иногда можно было встретить фронтовиков, нахо­дящихся после тяжелого ране­ния на кратковременном отды­хе. Кто-то хромал на костылях, другие, забинтованные, ходи­ли в медпункт на перевязку.

У нас школе ввели уроки во­енного дела и немецкого языка с четвертого класса. А старше­классники - допризывники на школьном стадионе под коман­дованием военрука - бывшего разведчика сержанта Сергея Поликашина, потерявшего правую руку в бою, учились шты­ковому бою и стреляли из «мелькашки» по мишеням.

Весточки с фронта

От отца очень долго не было писем. Мама пережива­ла, часто плакала по ночам. В другие семьи все чаще и чаще приходили похоронки. Наконец после долгого пере­рыва пришла первая скупая весточка от отца: «Мои доро­гие, не волнуйтесь! Я снова в строю, снова на передовой....». А дальше все, написанное от­цом, было тщательно замазано химическим карандашом. Это постарался военный цензор, вымарав что-то запретное.

В августе 41-го в сражении под Великими Луками отца ра­нило в руку и его отправили в госпиталь. В письме, пришед­шем оттуда, всего несколько строк: «11 сентября... Я все еще на лечении. Самочувствие хо­рошее. Как только можно бу­дет держать винтовку, пойду снова на фронт, чтобы уничто­жить подлых зарвавшихся фа­шистских вояк. Жаль, что я не в части. Наверно, там лежат мне письма от вас? Хочется знать все ваши новости. Тамара, це­лую тебя и сынков много раз. Шура».

«26.03.1942 г. Тамара, доро­гая моя! Сегодня у меня самый счастливый день. Получил от тебя письма и узнал, что вы живы и здоровы... Трудно тебе. Терпи и мужайся. Уничтожим проклятых изуверов-немцев, прорвавшихся на нашу землю, тогда заживем жизнью, полной радости и счастья...».

«28.09.1942 г. У нас корот­кая передышка. И хотя нем­цы время от времени бьют из пушек по нашим окопам, мы отвечаем им тем же. Мы с то­варищами успели на костре согреть несколько котелков воды и вымыть свои грязненькие головы. О баньке с паром и веничком пока не приходится и мечтать! Вот как только побе­дим фашистов, сразу же устро­им настоящую русскую баню. На твое письмо отвечаю стиха­ми: «Тебя всечасно вспоминая, ожесточаюсь я в бою. Я знаю то, что защищаю свой край, свой дом, свою семью. И стала месть дороже жизни. Великий гнев в душе моей. Я добываю жизнь Отчизне ценою враже­ских смертей».

...Редкие письма – фронто­вые «треуголки», казалось, еще пахнущие порохом, приходи­ли к нам и мы радовались: отец жив и воюет!

«27.07.1943 г. встретил на передовой Ваню Бутюгова. Я узнал его первым. Он услышал свое имя, повернулся ко мне, мы обняли друг друга и долго смотрели друг другу в глаза. Потом засмеялись от волную­щей радости. Я пробыл с ним несколько минут. Тамара, тебе от него большой привет. Подумай только - 11 лет не виде­лись! А встретились здесь...».

«6 сентября. Идут упорные и жаркие бои, доходящие до штыковой схватки. Немцев тесним на запад».

«19 ноября отметили День артиллерии. За бои в Смо­ленщине, Белоруссии и Литве нашу часть наградили орде­ном Суворова II степени. Впе­реди Германия - логово фа­шистского зверя. Скорей бы рассчитаться с врагом и вер­нуться к мирному труду!».

В пекле сражения

...142-я армейская бригада 33-й армии, в которой воевал отец, из литовского города Вилковишкис в конце декабря 1944-го вышла на исходные позиции и, 1 января 1945-го переправившись через реку Вислу, прорвала оборону противника и начала бои за освобождение Варшавы.

Радист Голубев снова в пе­кле сражения, на передовой, корректируя стрельбу своих и польских орудий. В одном из боев на захваченном у гит­леровцев плацдарме ему при­шлось снова вызывать огонь своих батарей на себя. А в третий раз под Берлином, на Зееловских высотах это повто­рилось... И опять отцу повезло: его лишь контузило!

4 мая 1945 года часть, в ко­торой служил отец, на Эльбе встретилась с американскими войсками. Мельком упомянув об этом, отец писал о главном событии: «День 9 мая объяв­лен по бригаде праздничным днем. И без приказа день этот стал самым большим праздни­ком для всех нас. После корот­кого митинга на лесной поляне состоялся парад. Наш дивизи­он шел и пел «Марш артилле­ристов» (слова и музыка были моими). Накануне мне дали увольнительную на сутки и я в поте лица трудился, чтобы успеть сочинить!».

Детство, опалённое войной

Годы военные были неи­моверно трудными. Учителя, как и все, бедствовали. Нас спасал огород. Кормились картошкой, овощами, разной зеленью. Собирали колоски, оставшиеся в колхозном поле после жатвы. Ходили в лес за грибами и ягодами. На лесных полянах рвали сьедобные тра­вы – дикий чеснок, кислицу и «заячью капусту». В пищу шли даже молодые шишечки сосен и елей, видом (но не вкусом!) очень похожие на ягоды.

О том, как ценился каждый кусок хлеба в ту пору, знают, пожалуй, сегодня только ве­тераны труда и пенсионеры. Тогда же хлеб был поистине источником жизни, поэтому о нем думалось каждодневно. В магазине, отстояв в очереди, по карточкам получали ржа­ную муку. Приходилось по 400 граммов в сутки взрослым, а нам, детям – по 150 - 200 грам­мов.

На своем огороде мы вы­ращивали картошку. Недаром тогда бытовала поговорка: «Картофель - это второй хлеб». Без него, наверное, было бы не прокормиться, не выжить. Посадить, окучивать, пропо­лоть, помочь маме выкопать картошку – это было обычным делом для меня и моих свер­стников. Мама жарила нам с братишкой картофельные ола­дьи, делала из картошки крах­мал для киселей. В нашем по­вседневном рационе обычно преобладала картошка с ква­шеной капустой или просто вареная картошка с крупной солью, изредка политая расти­тельным маслом. Разнообра­зили наше меню соленые груз­ди и рыжики, грибные жарехи.

Весной на стол подавались «витаминные» крапивные супы. Выручала нас, конечно, и коза Дашка, чье молоко мы с братом пили в сыром и кипяче­ном виде. Излюбленным «блю­дом» для босоногой детворы в летнее время были «печёнки» - картофелины, испеченные в золе костра, а зимой – та же картошка, печеная кружочка­ми на раскаленной плите печ­ки-«буржуйки».

В карманах штанишек у меня и у многих ребят, как во времена далекой древно­сти, хранились самые нужные предметы для разжигания ко­стра – кремень (осколок кам­ня) и огниво (стальная пласти­на или рашпиль), а также трут (кусок ваты, завернутый в пу­стую гильзу). А для разжигания огня у нас всегда под рукой была береста – тонкая бере­зовая кора. Эти «огненные» приспособления нами всегда использовались, чтобы раз­жечь костер во время рыбалки или же в ночном, когда вместе со старшими ребятами мы на лугу пасли коней. Сидя круж­ком возле пылающего костра, мы лакомились запеченной в золе картошкой и рассказыва­ли разные, иногда даже страш­ные истории. С восхищением говорили о детдомовце Ана­толии Саратове, сбежавшем на фронт, чтобы мстить фашистам за погибшего отца. И вообще, военная тема была самой по­пулярной в наших ночных бе­седах.

Евгений ГОЛУБЕВ

ДОРОГИЕ НАШИ ЧИТАТЕЛИ!

Присоединяйтесь к нашей рубрике, расскажите о своих отцах, дедах, прадедах – участниках Великой Отечественной войны, тружениках тыла. Материалы можно направлять на электронный адрес: [email protected]. Или принести в электронном варианте в редакцию: г. Улан-Удэ, ул. Каландаришвили, 23, 3-й этаж.