873
Галина Дрюон. Родилась в Бурятии. Училась в Москве. С 1973 года работала в Ярославле, в киностудии РЭМа создала ряд авторских документальных фильмов. В 1986 году вернулась в Улан-Удэ. Работала в Бурятской телерадиокомпании. С 2002 года живёт во Франции.
Мы столкнулись на крыльце городской библиотеки. Широкое библиотечное крыльцо было покрыто тонкой, просто тончайшей пленкой льда: откуда-то натекла вода да так и застыла, превратив участок на входе в небольшой опасный каток. Опасность усиливалась еще и тем, что само крыльцо было выложено узорной керамической плиткой, скользкой независимо от намерзшего льда. Я осторожно ступала, глядя себе под ноги, чтобы нечаянно не упасть, как вдруг меня окликнули. Вскинув голову, увидела перед собой свою подругу Надю. Закадычная подружка, с которой вместе учились в школе, потом в университете, только на разных факультетах: она выбрала себе иняз. Надя и меня зазывала осваивать иностранные языки, но мои воспоминания о школе — о, да, я очень хорошо помнила, как наши мальчишки в классе измывались над молоденькой училкой французского… Воспоминания отбивали всякую, даже мало-мальскую охоту идти на этот факультет. Мне казалось, после иняза ожидает печальная участь несчастной учительницы в школе, а я себе этого никак не желала. Мечты, мечты, они уносили меня куда как выше… Журавль в небе, синица в руках…
После университета дороги наши с Надей надолго разошлись: работа, семья, дети, прочие радости жизни. Я не видела свою подругу очень давно и искренне обрадовалась встрече:
— О, Надя!..
Мы крепко обнялись, огласив окрестности радостными возгласами — две жизнерадостные сорокалетние женщины. Надя критическим взглядом оглядела меня, она всегда была весьма критичной, моя боевая подружка, удовлетворенно хмыкнула и сказала:
— Знакомься.
Рядом с ней стоял высокий человек. На нем было длинное темно-синее пальто, вокруг шеи — толстой вязки светлый шерстяной шарф. Вполне элегантно, если бы не шапка. Да уж, шапка на голове была совсем не того… Не шапка, но малахай какой-то. Мохнатый, давно потерявший форму, нелепый малахай.
— Роже.
Он подал мне руку, смешно взмахнул другой, чтобы удержать равновесие на тонком льду, и так стоял, держась за мою руку и балансируя. Я засмеялась, никак не удержаться было…
— Он француз, — сказала Надя.
Француз, боже мой… француз в нашем городе, в нашей глубинке. Откуда?..
— А ты его переводчик? — зачем-то спросила я, хотя и так ясно было.
Я с уважением смотрела на Надю.
— Да. А он француз, — повторила Надя.
Так мы постояли еще чуть-чуть, какие-то не очень важные вопросы задавая друг другу, потом я спохватилась:
— Я иду на встречу, здесь сегодня заседает ассоциация друзей Франции. А вы не туда случайно?
— Случайно туда, — засмеялись они.
Когда Роже снял шапку, едва не ахнула от неожиданности: он был рыжий!.. Волосы просто полыхали, будто солнышко осветило залу. Высокий, статный, солнечный.
Так мы познакомились.
Про нового знакомого в тот вечер я узнала следующее: по национальности — француз, а по должности — директор программы ТАСИС. Роже рассказывал: программа Европейского экономического сообщества создана для поддержки России в перестройку, и благодаря этой программе по всей России строили больницы, детские дома, отреставрировали архитектурные памятники и еще много чего другого сделали. Оказалось, Роже не впервые в России. Первый раз он приехал в нашу страну пять лет назад, руководил строительством госпиталя в Новгороде. А вернувшись во Францию через два года, узнал, что есть проект в Бурятии по сохранению озера Байкал.
Байкал… Роже никогда раньше не был в Сибири, но всегда мечтал увидеть это знаменитое озеро, про которое говорят, что оно самое чистое, самое глубокое, самое большое в мире. Роже спал и видел во снах, как едет на Байкал!.. Он так сильно хотел увидеть своими глазами и это озеро, и дикую сибирскую природу, что мечтам его просто было грешно не осуществиться.
…Роже умел добиваться своих целей. И вот он здесь, в самой глубинке России, на берегу Байкала.
— Мне очень повезло, — сказал он на встрече и повторил. — Мне повезло.
Он рассказывал о себе просто, отпуская в какой-то момент неожиданные искрометные шутки, мы охотно откликались смехом. Он сказал:
— Я удивлен, что в такой глубинке есть ассоциация друзей Франции, вы даже говорите на моем родном языке. Мне приятно это узнать.
Моя соседка справа, женщина вполне интеллигентная на вид, наклонилась к моему уху и начала громко шептать:
— Наверное, думал, если здесь тайга дикая, то и люди дикие…
Я приложила палец к губам:
— Тише, тише, не надо…
Есть в некоторых людях не то ущемленные амбиции, не то обостренно самолюбивые нотки: а вы думали, мы необразованные…
Роже притягивал к себе! Он притягивал к себе, это правда. И совсем не потому, что иностранец. От сияющей улыбки, от рыжих волос невозможно было оторвать взгляда. После встречи его обступили со всех сторон. Я терпеливо выжидала. Еще во время встречи решила пригласить Роже в свою телепередачу. Я в то время работала на телевидении, у меня была собственная авторская программа, которую сама придумала, и режиссер мне достался хороший, дело очень шло. Писала сценарии, приглашала артистов, художников, композиторов — говорили о творчестве, но больше о проблемах: в стране царили лихие девяностые, хаос царил везде, а в творческих кругах особенно…
Мне хотелось представить Роже местной публике, познакомить с человеком «оттуда».
— Отличная ведь получится передача, должна быть яркой, — думала я, внимательно слушая Роже.
Ждать пришлось долго. Надя работала в буквальном смысле без умолку. В какой-то момент вдруг все порешили изъясняться на его родном языке, пусть даже и с пятого на десятое — Роже сам им предложил это.
Их беседа началась, и моя Надя получила передышку. Она подошла ко мне.
— Слушай, какой адский труд, ни секунды свободной, — сочувственно сказала я.
— Да уж… вот работа синхрониста… особенно трудно, когда приходится на ходу переделывать, переиначивать фразы…
— Переиначивать?
— Но это не с ним, нет, только не с Роже! — Надя понизила голос. — Это с другими… иногда такое завернут… А Роже нет, он все нормально воспринимает…
Мы ждали. Роже никак не мог вырваться из круга, и он уже время от времени начал поверх голов обступивших бросать выразительные взгляды на нас с Надей, стоящих поодаль.
— Ну… пошла вызволять своего камрада, — сказала наконец Надя.
Мне не удалось сказать ему ни слова, хотя и было что сказать. Именно в тот год моя дочка окончила наш университет и поехала дальше учиться во Францию. Если коротко: на пятом курсе иняза дочку как одну из успевающих студенток отправили в Париж на двухнедельную стажировку, там во время стажировки она решила попытать свои силы: сдала экзамены в Сорбонну и — надо же чуду случиться… — была принята!.. И отправилась дочь моя в вожделенную Францию учиться в знаменитой Сорбонне. Для меня эта счастливая новость в конечном итоге оказалась грустной, потому что я очень скучала по единственной моей дочке. Париж казался мне настолько далеким, подумать только: семь часов разницы во времени, девять тысяч километров, считай, почти на другой стороне планеты… Когда теперь увидимся… Ночами писали друг дружке длиннющие письма, часами разговаривали по телефону. Кто бы мог подумать, что очень скоро у нас появится возможность передавать друг другу не только весточки, но и посылки, ибо Роже, к счастью, летал в Париж один раз в месяц. Потом, после его возвращения оттуда, я выспрашивала у него подробности: как она выглядит, не слишком ли похудела… Но это я очень вперед забегаю, вернемся, как говорят французы, «к нашим баранам».
Следующая наша с Роже встреча была назначена по телефону, я позвонила сама — предусмотрительно взяла в тот вечер номер его телефона. Он согласился приехать в телестудию сразу, без лишних церемоний, что мне понравилось. Пока не случилось ничего, что могло бы испортить впечатление о нем, это радовало. Сразу объясню, в моей практике бывали случаи, когда хочешь пригласить в передачу человека, а он вдруг начинает произносить такие речи, словно он был и есть сам господь бог или что-то вроде такого этакого-разэтакого, что подчас желание общаться пропадало напрочь.
Сценарий мой был готов, запись назначена. В положенный час Роже приехал.
— Мне по штату положен шофер, — пошутил он, когда я предложила ему телевизионный автобус.
Во время записи Роже вел себя так непринужденно, что наши ассистенты и ассистентки просто влюбились в него. Потом, позже, отмечались его синие глаза и рыжие волосы: «Будто солнце внес в студию…», «Какие глаза!» — это произносилось девочками с придыханием…
Он родился в Кальвадосе, в маленьком нормандском городке, известном всей Франции своими вкуснейшими карамельками Дюпон д’Исини. Он обожает до сих пор эти конфеты!..
— Могу угостить, хотите конфеточек? — предложил он.
Детство его счастливо прошло в живописном месте у подножья гор д’Аррэ. В этом чудесном месте у них было родовое поместье с необъятной лужайкой, по которой он ребенком бегал взапуски со своим старшим братом. Однажды брат подарил ему на день рождения атлас, и с тех пор Роже часами просиживал с любимым атласом. По этому атласу он совершил свое первое «путешествие в Париж»: весь путь от Кальвадоса до Парижа жирно прочертил карандашом по карте!.. Затем начал «путешествовать» по миру.
Желание увидеть мир настолько сильно овладело Роже, что, несмотря на диплом инженера по автоматике, полученный в университете, он уезжает из Франции в Канаду. После Канады, Квебека прошел Седан, потом Арденны, а после Арденн, случайно встретив на улице друга, услышал от него, что есть возможность поехать в Бразилию. Что делать в Бразилии?.. Преподавать географию!..
Так страсть к путешествиям привела его за океан в солнечную Бразилию. Молодой преподаватель университета, привлекающий сияющей улыбкой и пышной огненной шевелюрой, сразу завоевал симпатии студентов. Там же, в Бразилии, встретил свою единственную любовь.
Он был счастлив, Роже. Он работал, дома его ждала молодая жена, один за другим родились дети. Он обожает своих детей: сына Жиля — сын сейчас работает в банке, и свою дочь, красавицу Клэр. Он до сих пор любит Бразилию, обожает бразильцев, их национальную культуру: музыку, танцы, песни.
— И сам пою, — не стал скромничать Роже.
— Если б мы знали, то приготовили бы рояль в кустах, — начала я…
— Но мне не нужен рояль, зачем? — с улыбкой отозвался Роже.
Без лишних слов тут же начал отбивать ритм пальцами по столу и, зажигательно играя глазами, исполнил бразильскую песню, аккомпанируя себе по столу, как по тамбурину. Получилось красиво, отличный голос, отлично поет… Студия наша вся цвела от улыбок, он без всякого усилия завоевывал людей!..
Я спросила его, знаком ли он с культурой нашего народа.
— Пока нет, но это потому что я совсем недавно здесь, — дипломатично сказал Роже.
У меня тут же возникла мысль удивить его. Правда, эта моя идея воплотилась в жизнь только через полгода. Но не буду опять забегать вперед.
Мы были очарованы артистизмом Роже, я бы сказала по-французски: «Сharmant!» — если можно употребить это определение для мужчины. Но шарм был истинно французским!.. И мы записали с ним передачу в баснословно короткий по времени срок, почти без остановок и дублей, что бывает редко в нашей работе. Иной раз с героем мучаешься по нескольку часов: капризы, дубли, дубли, дубли, порой и техника не выдерживает, то сама вырубится, то свет вырубит. Это когда не везет. А с Роже нам повезло. Он оказался необыкновенным рассказчиком. Ему довелось работать и в Африке, и на Среднем Востоке, в Ираке, в Ливии, Хадаффе, в Марокко. Он совершил миссию в Багдаде и с особой гордостью рассказал, как однажды пересек пустыню Амман на такси!.. И, конечно, как сказку, вспоминал свое пребывание в вечном и бессмертном Египте с его пирамидами и королевскими долинами.
Мы расставались с нашим собеседником чрезвычайно довольные разговором. Меня тронул его вопрос в конце: «Я не подвел Вас?..»
После записи он одевался в гостевой комнате, я пришла проводить нашего гостя. Роже надел свое длинное пальто, неторопливо обмотал шею шарфом, взял в руки свой тот самый нелепый малахай, который насмешил меня в первый день знакомства. А надевать не стал, мял в руках мохнатый бесформенный головной убор, вдруг спрятал его за спину.
— Наденьте шапку, — сказала я, — на улице холодно.
— Да-да… это шапка для холода, — засмущался он, но не надел.
Кто-то вручил свою старую, которая и годилась-то только на выброс, и Роже видит, что она смешная, даже стесняется немного. Почему он не купит себе шапку?..
Я помнила о том, что хотела удивить Роже, поэтому на следующий же день позвонила своей подруге, директору хора семейских старообрядцев.
— Лен, когда у вас следующий концерт, есть в планах?
— Есть, а что?
— Да вот, хотела бы пригласить к вам на концерт одного человека.
— Что, важный гусь? — поинтересовалась Лена.
— Не то чтобы важный… он иностранец. Никогда не видел, не слышал ничего нашего… Для него экзотика.
— Откуда он?
— Из Франции.
— О! — воскликнула моя Леночка. — Францию обожаю!.. Для француза, конечно… эт мы завсегда!.. Давай мы его пригласим в наш Семейский дом.
— Ой! — в свою очередь пискнула я. — Вот будет здорово!..
Тут я должна приоткрыть для вас дверь в Семейский дом. Узнаем немного больше о наших семейских.
Семейские старообрядцы появились у нас в Сибири давно, еще в семнадцатом веке, когда царица Екатерина выдворила, выгнала их из центра России, сами знаете за что. С Никоном у них нелады большие были. Вот и пришлось старообрядцам погрузиться семьями на телеги и уйти навсегда, покинуть родные свои места, и так на телегах передвигались они по всей России. Где их заставало лето, там останавливались, сеяли хлеб, пшеницу, проходило время — двигались дальше.
Шли они долго, десятилетиями. Драматичен был их путь, невиданно потерь и неслыханно горя… Наконец дошли до Сибири. Дикая первозданная природа их ошеломила, пейзажи радовали глаз и восхищали. И порешили они установиться тут. Стали поселяться. А поскольку прошли они свой тяжкий путь с семьями и здесь селились семьями, местные говорили: вот семейские пришли. Так и осталось им прозвание такое — «семейские».
Почти четыреста лет уже они живут здесь. Свои деревни построили, со своим старинным укладом, особым бытом. А бабушкины разноцветные сарафаны да украшения из драгоценных каменьев передают от дочерей внучкам, от внучек правнучкам и дальше, но главное — свою культуру сохранили, старинные русские песни, не изменив их сущности, то есть: вот сколько певцов в хоре поет, столько и партий. Каждый певец поет свою партию. И выходит многоголосие. Уникальное пение, семнадцатый век.
К слову скажу, что во всей России из сохранивших эту культуру пения остались только они — сибирские семейские. Уже нет больше таких многоголосных хоров в России. Поэтому наших семейских и во Франции с таким почетом встречали: они аж в личной резиденции самого посла России Орлова имели честь выступать!.. Смогли мы в такую даль привезти только девять артистов-певцов — они на девять голосов и пели.
А у себя дома в деревне они организовали такой Семейский дом. Как музей. К ним ведь со всего света едут: и американцы, и те же французы, и испанцы, японцы, португальцы, итальянцы, всякий разный люд, чтобы познакомиться с необычной культурой. Вот и открыли Семейский дом. Все там по старинке, все, как было в семнадцатом веке. Там они гостей-туристов со всего мира и встречают, там их своей вкусной едой семейской угощают и песни старинные для них поют.
— Слушай, Лен, да, Семейский дом, это будет классно…
— А еще лучше — сказала мне Лена, — если мы сделаем ему персональный концерт на нашем Кресте.
— Ох!… — у меня даже дыхание перехватило. — Это ж какая красота!.. На всю жизнь память.
— Но для этого надо ждать лета.
— Давай подождем, — сказала я, — время у нас терпит.
Что такое концерт на Кресте, надо рассказать отдельно. Это у нас за городом такое возвышение. Ты поднимаешься, стоишь на самом верху холма, и перед тобой открывается даль необъятная, зеленая-зеленая… Далеко-далеко внизу видишь голубую ленту реки, она там разделяется на рукава, четыре-пять рукавов, и когда смотришь сверху на эти блестящие узкие ленты воды, которые, игриво изгибаясь, текут себе в разных направлениях — красота неописуемая. На этом холме ощущаешь настоящее парение — ты паришь в воздухе.
Прямо в середине — площадка: круглая, ровная, утоптанная, будто природа специально подготовила площадку-сцену для выступления. Зрители располагаются на мягкой зеленой травке вокруг. Я многажды бывала там на концерте семейского хора, и всегда — сильнейшее впечатление. Потому что артисты кроме пения еще устраивают старообрядческие игры, танцы, показывают свои обычаи. Получается на самом деле незабываемое зрелище.
— Подождем, — повторила я, — время терпит.
Телепередача Роже понравилась, он мне позвонил и поблагодарил. Меня опять тронула его внимательность, наши-то никогда и не подумают позвонить после передачи.
Мы с Роже довольно быстро подружились благодаря моей дочке. Роже раз в месяц летал в Париж и всякий раз по моей просьбе ехал в Сорбонну, а потом, вернувшись, обязательно со всеми подробностями рассказывал, как она учится, как живет, что говорит, даже во что была одета, даже что кушает… Точнее, это я у него выспрашивала, он терпеливо рассказывал. Мне кажется, он меня очень хорошо понимал, мои чувства, да, конечно, понимал. У него самого оставалась в Париже дочка Клэр, по которой он неимоверно скучал, потому так часто и «срывался» домой.
Он умел делать приятности. После первой его поездки в Париж, то есть после первого возвращения, Роже на другой же день позвонил мне. Я приехала. Роже встретил меня внизу с таким загадочным выражением лица, что я сразу заподозрила какой-то сюрприз. И вот мы входим в квартиру, и… я вижу фотографии!.. Они везде: на столе, прислоненные к стопке книг, на комоде, на полках стенки-серванта, даже на стену прикреплены скотчем — везде я вижу фотографии своей дочки, десять, двадцать фото — целая галерея!..
— Боже… что это?..
А это Роже привез фотографии. Казалось бы, столь занятой человек… Но нет, он знал, как это нужно — мне, и сделал это — для меня. И стоит ли говорить, что вся эта фотоэкспозиция была тут же аккуратно снята со всех стенок и торжественно на память мне преподнесена.
Он легко находил общий язык с людьми любой национальности, в этом у него был прекрасный опыт, который даже трудно представить: ведь за свою жизнь Роже объехал около пятидесяти стран мира.
Конечно, в нашем городе он привлекал к себе внимание прежде всего потому, что иностранец, «иной и странный», как сказал поэт, но гораздо сильнее притягивал своими качествами: открытый, доброжелательный, остроумный… Так тонко умел иногда сказать, просто невозможно было удержаться, чтобы не покатиться со смеху… Однажды рассказывал мне о своем французском друге: тот художник, талантливый, они вместе росли, дружат с детства. Роже с любовью повествовал о нем, его творчестве и вдруг говорит:
— Я его называю Пикассо…
— Пикассо? Почему?
— Ну… Я хотел бы называть его Ван Гогом, но мой друг не хочет отрезать себе уши…
— !!!!!
И все же думаю, главный секрет его успеха был в абсолютной готовности помогать людям. К нему постоянно обращались люди, наши люди с своими проблемами. Не знаю, почему они шли к этому иностранцу, который и приехал-то совсем ненадолго, и приехал-то совсем по другим делам, у него своя — глобальная — программа, весьма далекая от того, чтобы решать личные проблемы трудящихся чужой страны.
— Зачем ты этим занимаешься? — спросила я как-то. — Это же не твои проблемы.
К слову, «не мои проблемы» — очень французское выражение, как часто я слышу это здесь!.. Но, похоже, Роже в этом смысле не был французом…
— Люди просят, — ответил он.
Роже помогал с медикаментами, лекарствами, он потряс всех, когда пусть и с трудом, но добился и отправил женщину на операцию аж во Францию. Тогда, двадцать пять лет назад, еще не было моды отправлять больных на лечение за границу, нет, не было такого…
Долго ли, коротко, но лето-таки пришло, наше короткое сибирское лето. Наступила необыкновенно теплая пора, и стало ясно — пришло время удивлять нашего француза.
Мы созвонились с Леной, договорились обо всех деталях нашей «операции Крест». Потом я позвонила Роже — это была пятница — и спросила, готов ли он поехать со мной в субботу в одно очень красивое место.
— На Байкал? — сразу оживился он.
Я знала, что он любит бывать на Байкале. Тут такая штука, что на Байкале можно в любом приглянувшемся тебе селении остановиться, выйти на берег Байкала: везде красиво по-своему. И даже если ты уже бывал на озере, то знаешь, в другом месте может быть еще лучше, красивее, и еще много-много неизведанных и прекрасных мест на Байкале остается. И можно беспрестанно ездить на Байкал, всякий раз открывать его заново, всякий раз удивляться, восхищаться, но самое главное — набираться сил и здоровья, ибо Байкал дает реально ощутимую энергию. Святое озеро, шаманское. Там в самом воздухе носится что-то такое… силу дает…
Я уже слышала от самого Роже, что он очарован Байкалом и готов видеть его в любое время года. Но я должна была его чуточку разочаровать.
— Нет, это не Байкал. Но тоже очень красиво. Соглашайся, будет интересно.
Конечно, Роже согласился, правда, с некоторыми оговорками, дескать, он бы и на Байкал не против сгонять… Однако планы у меня были другие. Я сообщила ему, что мы выезжаем из города в двенадцать часов.
— А где обедаем? — быстро спросил Роже.
Как истинный француз, он всегда обедал в одно и то же время, и перспектива оказаться в обеденный час неизвестно где (в лесу?) его никак не устраивала.
— Обедать вовремя будем, не волнуйся.
Роже заколебался. Я его понимала: он должен точно знать, где именно и во сколько он будет принимать пищу.
Пришлось приоткрыть карты: едем на природу. Пикник.
Через какую-то паузу:
— М-м-м… это будет пикник?.. И все готово?
— Да, все готово. Не волнуйся.
— М-м-м… Ну, хорошо, согласен, завтра в двенадцать.
Согласился, чувствую, скрепя сердце, положил трубку. Я, услышав гудки, расхохоталась, представив на минутку его растерянное недовольное лицо: черт-те что, ничего непонятно, чего она выдумала?
До холма этого ехать всего двадцать минут, я знала это, так что как раз к обеду поспеем. И, конечно, я не сомневалась в Лене: она меня не подведет, приедут на место с артистами, все подготовят и сделают «комильфо».
Но как всегда бывает, внезапно заполз червь сомнения, и меня начало понемногу потряхивать: а вдруг что-то не сложится, вдруг погода наша капризная подведет?.. Только бы не было дождя!.. Можно сказать, ночь я провела в молитвах. Только бы не было дождя!.. Наши синоптики ведь люди непредсказуемые, бывает, по радио заверяют: завтра погода без осадков, а назавтра целый день сеет дождь…
К счастью, утром за окном светило яркое солнце. И ровно в полдень, минута в минуту, мы выехали из города. Теперь уже в дороге меня настигла боязнь: ох, не сорвалось бы… Приедут ли мои артисты вовремя?… мало ли что может случиться… сейчас приедем, а на холме никого нет, пусто… Бог мой, что тогда?.. Я дрожала от волнения, переводчица Надя, моя боевая подружка, взяла меня за руку, она все понимала.
Дорога до холма замечательно извилистая, тянется вдоль реки, слева высокие скалы, справа спокойная течет река, отражая синее небо. Небо и правда было синее-синее, ни облачка. Виды — одно наслаждение.
Мы повернули за поворот: уфф!.. Там стояли артисты!.. Яркими пятнами на зеленой траве расположились они в своих веселых разноцветных сарафанах, их сложные головные уборы — кичками называются — сверкали на солнце… Роже ахнул: потрясающая воображение картинка!.. Тут же закопошился, полез в свою сумку и начал щелкать фотоаппаратом.
Мы вышли из машины. Артисты нас обступили полукругом и запели приветную семейскую… В руках у девушек были серебряные подносы, уставленные разной едой, в руках у мужчин — огромные десятилитровые бутыли. А что в бутылях, догадаться совсем не трудно.
И уже через минуту первый стакан протягивают Роже, под разудалую заздравную песню он его выпивает… Откуда-то появился большой стол, складные стулья, нас усадили за стол с яствами. Вижу, Роже доволен: обед вовремя. Артисты вокруг с песнями, шутками-прибаутками только успевали подливать Роже своей семейской самогонки да еду семейскую подкладывать на тарелки — ох и вкусно же семейские бабы готовят!.. Сами артисты тоже совсем не промах, они между песнями, пританцовывая, тоже себе наливали и едой разной закусывали — одним словом, праздник…
И вот после обеда, разомлевшие на солнце, сидим, откинувшись на спинки стульев. И вдруг выходит Лена и запевает старинную семейскую песню. Песня об одинокой солдатке, что ждет своего мужа с войны, что тяжкая жизнь у нее, невыносимая, и столько тоски печальной в этой песне… Роже плакал. Ведь слов не понимает, но так песня за душу взяла, что слезы катились по его лицу, и не знаю я, о чем он думал, что он вспоминал…
А потом уже и в игры разные стали играть. Семейские выходят в круг и запевают песню: «Вот сидит одинокий жених, а вокруг столько девушек младых, выбирай, жених, выбирай себе невесточку…». Из круга вышла одна из певиц, подошла к Роже и подала ему руку. Роже встал, она повела его по кругу. И пошел Роже по кругу, и выбрал себе «невесту», а семейские уже бросают маленький квадратный коврик на землю: «Становитеся, младые, на подушку, поцелуйтеся, младые!». Веселая игра, и всем стало весело, от всей души включились в эту игру, нацеловались вдоволь… Надо ли вам говорить, что главным «женихом» все время оказывался Роже, вот ему больше всех и досталось!…
А под занавес семейские показали старинный обряд наряжания жениха и невесты. Наш главный жених выбрал невесту, их посадили на стулья в центре и стали обряжать в национальный семейский костюм. Обряд длится очень долго, с песнями, прибаутками, шутками… И конечно мы сделали фото на память. Я до сих пор храню и буду всегда хранить эти фотографии, навсегда запечатлевшие счастливейшее лицо моего друга Роже, его сияющую улыбку.
Роже был потрясен безмерно. Он не знал, как выразить свою благодарность, щедро расточал девушкам витиеватые комплименты, вызывая искренний смех всех окружающих. Он трогательно благодарил артистов, всех, всех… Нас с Леной просто распирало от счастья. Я поняла в тот день, что истинное счастье — это когда ты даришь радость. Низкий поклон моим семейским друзьям.
Прошло три года. Роже закончил свою миссию, уехал в Париж. Там, в Париже, он познакомил мою дочку со своей: девчонки подружились — две ровесницы, обе в то время учились в Сорбонне. Забегая опять далеко вперед, скажу, что дружат наши девочки до сего дня, хотя уже два с лишним десятилетия прошло-пролетело!.. Обе девочки замужем, обзавелись семьями, мужьями, детьми, в скобках: у каждой по трое детей!.. Нежная дружба их продолжается, как говорил герой любимого всеми фильма: «будем дружить семьями»…
Еще через год моя дочка окончила Сорбонну и нашла работу в нефтяной компании. Тогда, двадцать лет назад, эта французская нефтяная компания как раз начала совместный проект с Сахалин-нефтью, и дочка удачно вписалась в этот проект в качестве переводчика.
Наконец наступила и мне пора приехать в вожделенный Париж. Отлично помню свои первые шаги на французской земле в аэропорту Шарль де Голль. Я выхожу в яркий вестибюль аэропорта, он весь стеклянный, сверкает!..
— Мама! — и я вижу свою дочку, рядом высокий человек — как всегда его голова возвышается над всеми в толпе — мой друг Роже Пуликен.
Именно в этот день его дочка Клэр выходила замуж, вот как я подгадала!.. Прямо с корабля на бал… Мы с дочкой заехали в ее небольшую квартиру, которую она снимала, оставили мой чемодан, быстро переоделись и сразу поехали на свадьбу. Это была французская свадьба, которая да, заслуживает подробного описания, ибо совсем не похожа на наши традиционные свадьбы, по крайней мере, для меня все проходило необычно… Но давайте по порядку.
В мэрии было уже все готово к бракосочетанию. В центре большой залы (так по-старинному хочется назвать это симпатичное помещение) стояли два царских кресла с высокими спинками: для жениха и невесты. Тесным кругом были расставлены кресла для гостей, которых было видимо-невидимо. Как минимум десять фотографов разных возрастов, с бородами и безбородые, с аппаратами наперевес расхаживали в полной боевой готовности. В ожидании начала церемонии гости оживленно переговаривались, радостно приветствовали друг друга и целовались. По четыре раза в обе щеки!.. У них обычай такой: четыре раза.
Вот наконец появился мэр города с широкой сине-красно-белой лентой, повязанной через плечо вниз. Мэр провозгласил начало. Служки или дружки — их было четверо высоких молодых парней — подошли к широкой входной двери и на вытянутых вверх руках развернули белое полотно, оно закрыло двери полностью. В середине этого полотна было вырезано большое сердце, то есть, чтобы понятнее: в ткани образовалась огромная дыра в виде сердца. Вот сквозь это сердце и вышли к нам жених и невеста!.. Сначала они показали в эту сердечную прорезь свои счастливые улыбающиеся лица, а потом уже и сами полностью образовались в зале, нежно держась за руки. Фотографы забегали, защелкали аппаратами: щелк! щелк! щелк! Аппараты работали безумолчно, вспышки, вспышки, вспышки, словно бы мы находились на кинофестивале в Каннах.
Жених был в сером костюме с красной бутоньеркой, невеста — в роскошном красном платье. Они прошли в центр и сели в кресла. Мэр сказал короткий, очень короткий спич, что мне чрезвычайно понравилось. И не только мне это понравилось, судя по горячим аплодисментам, которыми публика щедро наградила мэра.
Ну так вот, все произошло быстро: без обязательного у нас марша Мендельсона, и уже официант вынес на подносе золотое шампанское, которое, как и положено, выстрелило пробкой в потолок. Жених и невеста подняли бокалы и зачитали присутствующим всю дальнейшую программу, о, она была богата!..
Мы услышали, что сейчас в соседнем парке начнется фотосессия. После фотосессии мы должны проехать в соседний город, в замок двенадцатого века, где нас ждет гид, чтобы совершить с нами экскурсию. Мы пройдем с экскурсией по древнему замку и выйдем на открытую террасу, там-то и начнется непосредственно само празднество.
По лепесткам бордовых роз и щедро рассыпанному рису, которыми забросали жениха и невесту по выходе из залы, мы толпою прошли сквозь сердечную прорезь и, выйдя на улицу, разошлись по своим машинам, до парка надо было также доехать на машине. Кавалькада машин, нещадно сигналя на все лады, отъехала.
Парк был необыкновенно красивый, просто сказочный, весь в живописных клумбах, пальмах, невдалеке виднелся маленький шато-дворец — все радовало глаз!.. Мы пошли к пруду с лебедями, где уже располагались гости. Идти по зеленой траве в туфлях на высоких каблуках было куда как неудобно, но ничего не поделаешь, традиция.
Белоснежные лебеди, причудливо выгнув свои длинные шеи, медленно подплыли и наблюдали.
— Они не боятся? — тихонько спросила я.
— Привыкли, — со знанием дела ответил кто-то за моей спиной.
Тамада или распорядитель, не знаю, как точнее назвать человека с большим списком в руках, громко выкликал имена тех, кто должен был выйти на фотосессию. Выходили мамы и папы, потом братья и сестры, кузины и кузены, дяди и тети, бабушки и дедушки, друзья, коллеги, однокурсники, подруги невесты, сторона жениха, потом сторона невесты, потом обе стороны вместе и еще, и еще…
Наверно, больше двух часов прошло. Роже стоял в сторонке, задумчиво смотрел на воду, чуть наклоненная к плечу голова, и вдруг я увидела: он совсем поседел… Сколько же ему лет?.. Клэр была его поздним ребенком, заключила я. Обожаемый ребенок, огненные волосы — в папу, и вот уж замуж выходит маленькая Клэр… Уж замуж невтерпеж.
Свадебная фотосессия продолжалась, на солнышке все разомлели, уютно расположились на лужайке, вся лужайка стала разноцветной. Она была занята тесно сидящими гостями, некоторые мужчины вальяжно возлежали на мягкой травке. Дамы в длинных платьях садились на траву, не жалея своих шикарных платьев — устали. Дети громкими криками оглашали парк, они взапуски носились по лужайке. Детей было очень много самых разных возрастов. Самому младшему ребенку была неделя от роду… Малюсенький, еще весь красный, он лежал на маминой груди, как кенгуренок, в специальной сумке для грудничков. Мама с гордостью показывала ребенка всем желающим, и они его — о ужас! — трогали и даже целовали. Они не боятся показывать недельных детишек, не то что у нас, у нас-то совсем другие обычаи… А тут ребенок всего ничего, как появился на свет — и айда гулять на свадьбу!..
Роже подошел ко мне. Он на самом деле поседел, все та же пышная шевелюра, но — почти вся белая. Пожал мне руки. Так здорово после долгой разлуки увидеть друга. С Роже, видимо, происходило что-то похожее, потому что он сказал:
— Скучаю по Байкалу… Ты представить себе не можешь, вот я здесь, и я много где бывал… но, слушай, мое самое лучшее воспоминание — это Байкал. Скучаю…
— Спасибо! — выдохнула я. — А тебя все вспоминают.
Объявили общее фото, все долго-долго поднимались — фотограф еле собрал всю нашу огромадную, иначе не скажешь, компанию. Уф-ф, съемки завершились. Толпа двинулась к выходу, где были припаркованы машины. Продолжение следовало…
— Едем в замок! Следуйте за мной! — прокричал тамада, лихо промчавшись мимо нас на мотоцикле.
И так быстро умчался, ну просто вихрем пролетел, и его след простыл. Куда улетел?.. Мимо нас медленно выезжали машины, мы заторопились за свадебной кавалькадой. Проехали через мост, старый — камни поросли мхом, замшелые зеленые камни были на этом мосту. И замок средневековый показался. Каменный мост, оказывается, делил город на старый и новый. Перед нами открылся чудесный вид на замок, который возвышался над рекой. Старый исторический город с королевским замком приглашал нас в свое царство.
Мы, как говорится, спешились… Через кованые ворота с гербом и двумя каменными львами наверху мы вошли во внутренний двор. Нас уже встречал пожилой дяденька-гид, который, как мы позже узнали, живет в этом замке, то ли восстанавливает, то ли просто охраняет, а заодно и экскурсии проводит. За ним в ряд выстроились официанты в белых перчатках с подносами в руках. Далее все как в кино. Официанты разносят гостям на подносах бокалы с шампанским. Картинка совсем киношная: официант в белом почтительно склоняет перед тобой голову, протягивает поднос с бокалами, батюшки, батюшки… Мы чинно разобрали шампанское и так с бокалами в руках медленно двинулись за гидом на экскурсию по замку.
Через арочную галерею мы попали в холл, большую комнату с каминами и старинной мебелью, или, может быть, это была парадная комната. Везде сохранена обстановка прошлых веков. Мы любовались кабинетами, столовой, кухней с огромным вертелом. При этом официанты не оставляли нас, они неслышно подкрадывались и доливали нам в бокалы шампанское, которое искрилось, пускало пузырьки и естественным образом поднимало нам настроение.
Мы прошли через залы с коллекциями живописи, посуды, гобеленами и коврами. В спальнях будто еще витали ароматы аристократических особ, которые когда-то жили здесь. Вот мы вошли в большую залу, где в нишах по бокам стояли античные скульптуры, рыцари в шлемах и железных доспехах.
— Этот зал использовался для балов, — сказал гид. — Зажигали сотни свечей… Вечером вы увидите представление свечей… Здесь будут танцы…
В дальнем углу зала обустраивалась группа музыкантов. Веселье обещалось, да.
Гид вывел нас на открытую террасу, и, боже, какой завораживающий вид на долину открылся!.. Мы, как те японцы, которые приезжают к Фудзияме — любоваться, застыли восхищенно. Говорят, любование очень полезно для здоровья… Мы любовались…
Я оглянулась. По всей террасе были расставлены круглые столы, покрытые белоснежными скатертями, стулья обтянуты белыми чехлами с огромными бантами на спинках. На каждом столе в центре букет цветов, и как найти, где ты сядешь, за какой стол? Ларчик открывался просто: на входе перед террасой вывешены списки гостей, напротив каждого имени — цветок. Ты запоминаешь цветы и находишь стол, за которым будешь сидеть. Букет этих цветов на столе, рядом меню, отпечатанное в книжке, а по всему периметру стола — сверкающие перламутром раковинки, и ты должен найти воткнутую в раковину карточку с твоим именем. Я не удержалась и сунула в карман свою перламутровую раковинку на память.
Меню, да, было отменное. А вот что для меня было по-настоящему удивительно, это то, что речей они тут совсем не говорят. Как не вспомнить наши традиционные бурятские свадьбы, когда очередь гостей буквально осаждает тамаду, а речи поздравительные длятся часами… Вспомнился смешной случай — жених и невеста, принимая подарки и слушая приветствия, простояли на ногах почти два часа без перерыва, и вдруг жених вскричал: «Дорогие гости! Простите меня, но я уже больше не могу!.. разрешите мне в туалет!..» — и под общий смех помчался по своей надобности…
А здесь нет, речей никто не говорит вообще. Наверно, потому, что все подарки уже подарены. У них так. Молодожены заранее — сами! — выбирают подарки, которые хотят получить. Затем список подарков с указанием магазинов, где можно их приобрести, рассылается всем приглашенным. Все остальное — дело гостей, они покупают названные подарки в названных местах и доставляют по адресу молодоженов.
Веселье длилось до глубокой ночи, и гости заканчивали празднество под обещанные многочисленные зажженные свечи: танцы в средневековом замке — дамы в длинных платьях весело отплясывали современные танцы среди рыцарей в железных доспехах…
Роже позвонил нам через неделю, он почти кричал от возбуждения:
— Приходите скорей!.. Наши приехали с визитом!
Меня тронуло его «наши приехали»… Мы с дочкой поехали к Роже. Он жил в районе Марэ, недалеко от собора Нотр Дам, который считается «сердцем Парижа». Здесь, на острове посреди Сены, больше тысячи лет назад начинался Париж, кривые средневековые улочки… Мы шли пешком по этим узким, просто ужайшим улочкам, свернули на улицу, название которой не могло не позабавить. Вы спросите, как она называлась? «Улица плохих мальчиков», вот как!.. Они и находились тут в великом множестве, эти самые «плохие мальчики» — ухоженные, намакияженные и наманикюренные, они сидели в своих кафе, оживленно болтая между собой и весело рассматривая проходящих мимо людей. Сердце Парижа.
Мы шли по старинным улочкам и забавлялись. Ну сами посудите: улица Кошки, которая удит рыбу, или улица Дамы в белом манто, или еще лучше: улица Влюбленного господина, да та же улица Плохих мальчиков — мы шли и забавлялись.
Роже жил рядом с главной мэрией Парижа, я загляделась на мэрию — шедевр архитектурного искусства…
— Пойдем-пойдем, — торопила меня дочка, а я просто не могла оторвать глаз от этого красивейшего здания, и на самом деле: главная мэрия — одно из великолепнейших созданий Парижа.
Мы позвонили в дверь, Роже спустился вниз встретить нас. Белый лифт, красный ковер на винтовой лестнице. В квартире царство книг, стен совсем не видно из-за книжных стеллажей. На полках сувениры — бразильские, румынские, испанские, русские матрешки, арабские куклы — сувениры со всего мира. Длинный через всю залу стол человек так на тридцать. Два широченных дивана в арабском стиле, между ними лампа-абажур в человеческий рост. Везде расставлены высокие деревянные вазы. В доме уже находились друзья Роже, человек семь французов, плюс «наши» — делегация бурятских ученых.
Роже был взволнован, возбужден, первый прием… Он говорил:
— Я счастлив, что получил от жизни шанс разделить три года своей жизни с народом Бурятии. Я очарован всем, что видел… Вы так не похожи на нас, французов… у вас люди спокойные, медленные… Я мечтаю приехать снова к вам. Я хотел бы еще что-то сделать для Бурятии…
Мне эти его слова показались ненатуральными, и только потом, через годы я пойму, что Роже был совершенно искренен… Потом в доме Роже бывали многие наши земляки: от председателя правительства и наших министров, артистов, художников до простых туристов — Роже всегда с удовольствием встречал «наших».
Я в тот вечер разговорилась с семейной парой французов — оба преподаватели университета. Они закидывали вопросами, я рассказывала о нашем народе, традициях. Слушали с неослабным интересом, но я чувствовала, что все это для них чистая экзотика…
Глубокой ночью — в три часа ночи — мы шумной компанией вышли от Роже. На улице Риволи была пробка… Наши несказанно удивились:
— Вот это да! Пробка в три часа ночи!
Это Париж. Мы шли между тесно стоящих машин, и я сказала дочке:
— Слушай, эти французы ничего не знают о нас…
— Ну и что? — сказала дочка. — Мы тоже многого не знаем о них…
— Но они вообще ничего не знают! Ничего! им надо рассказывать! — горячо заявила я. — Кто же будет французам рассказывать о бурятах, если не мы сами, буряты?.. Надо им не только рассказывать, но и показывать наше искусство, артистов сюда привозить…
Она остановилась и заинтересованно посмотрела на меня: «
— А что… pas mal… неплохая идея.
Вот так, ночью, среди пробок на улице Риволи в самом центре Парижа родилась идея нашего фестиваля бурятской культуры.
А дальше… дальше мы начали фестиваль… И была работа, которая длится вот уже семнадцать лет, и сколько всего: и доброго, и печального, и смешного, и трудного, и забавного, и грустного мы пережили за эти годы!..
Помню, для первого случая решили пригласить артистов нашего театра танца «Байкал», с которыми Роже тоже был знаком, он бывал на их концертах. О, как воодушевился наш француз… Он позвонил мне:
— Приходи срочно!
Я пришла. Роже встречает меня внизу, в… бурятском национальном костюме!. Роскошный, атласный, до самого пола. Я едва не падаю от неожиданности.
— О, господи!.. Где ты его взял, Роже?
— Ну, как же-с, как же-с… я ж в Бурятии жил… — он довольно улыбался…
— Ну, что… классно выглядишь, — оставалось сказать мне. — Вот так и будешь артистов встречать…
И он, действительно, так и встречал артистов. Надо было видеть, с какой тщательностью Роже готовился, надевал этот костюм, и так и сяк поворачиваясь и внимательно оглядывая себя перед большим зеркалом… Меня это смешило всякий раз, и всякий раз я напевала популярную песенку:
— Главное, чтобы кустюмчик сидел!..
А он продолжал, нисколько не обращая внимания на шуточки, аккуратно подпоясывался, завязывал широкий шелковый кушак, важно выходил из дома и гордо дефилировал в костюме по улицам Парижа, так же гордо поглядывая с высоты своего роста на всех зевак… Роже был по жизни высоким, всегда выше всех на голову, но была в нем еще какая-то другая, внутренняя высота, которая особо выделяла его из всех, возвышала его.
Он важно вышагивал впереди меня, и я видела, что ему действительно на самом деле все нравится: и он сам в бурятском одеянии, и любопытные заинтересованные взгляды прохожих, и вообще тот факт, что мы делаем бурятский фестиваль… С необыкновенной гордостью он выходил на сцену и представлял французам наших артистов… Он обязательно добавлял от себя, что бывал в Бурятии, какая это красивая страна!..
Роже стал постоянным ведущим всех наших концертов, никогда он не пропустил ни одного приезда бурятских артистов, а они приезжали каждый год. Все семнадцать фестивалей, семнадцать лет он был с нами, наш верный друг Роже.
А как сердечно принимал он наших артистов у себя дома… Артистам было хорошо здесь. Слова: «Чувствуйте себя, как дома», — не были пустым звуком: мы у него дома чувствовали себя дома. Артисты разбредались по его просторной квартире, на кухне стряпали, готовили блюда, а потом начинался праздник. Сколько красивых песен мы спели вместе в его гостеприимном доме!.. Роже повторял:
— Я счастлив…
В последние годы мы неизменно вместе отмечали его дни рождения, так удачно совпадало, артисты приезжали, и в день его рождения они — здесь… Это было здорово. Мы устраивали ему настоящий праздник души. Сколько фотографий запечатлели те счастливые моменты… Он просто млел, он весь таял, когда артисты пели для него. Однажды сказал:
— Ну… эта традиция началась давно… двадцать лет назад… когда она, — он показал на меня, — устроила первый концерт в мою честь…
Он помнил концерт семейских на Крестовом холме!..
В начале нынешнего лета мы с моим мужем Бернаром собирались уезжать на Байкал.
— Давай перед отъездом съездим навестить Роже, — предложила я.
Бернар сразу согласился, мы знали, что Роже заболел. Мы приехали к нему вечером. На мои вопросы Роже сразу замахал на меня обеими руками:
— Да ладно тебе, не беспокойся, ничего серьезного, ничего серьезного…
Ему было трудно сидеть, он большой горой возлежал на диване. Но, как всегда, шутил. Ничто не мешало Роже подшучивать над собой, мы много смеялись в тот вечер. Никому и в голову не пришло, что это наша последняя встреча.
— Эх, хочу на Байкал… — говорил Роже.
— Ну, так давай, поехали… Ты там выздоровеешь сразу… Озеро шаманское, силу дает, здоровье…
— Да знаю, знаю… Я все мечтаю купить домик на Байкале… Куплю маленький домик на берегу, буду приезжать каждое лето…
— Вот это идея здоровская, здорово!.. И правда, на Байкал надо ездить каждый год. Будешь ездить туда, поправишься…
— Вы там давайте-ка присматривайте домик для меня… Следующим летом вместе поедем, организуемся там…
Роже умер в августе. Мы все еще находились на Байкале. Помню, в один из дней у Бернара почему-то остановились часы… Бернар встряхивал часы, подносил к уху, снова встряхивал:
— Что ж случилось?..
Случилось. Вернувшись в Париж, мы узнали: умер Роже. Наш дорогой друг Роже Пуликен умер.
