501
Илья Комиссаров родился в 1959 году. Окончил агрономический факультет БГСХА им. В. Р. Филиппова и факультет психологии СПБГУ. Живёт в поселке Каменск Кабанского района.
*
Ветер со встречной опушки
Качает заснеженный лес.
Съел все цвета
И в саване белом стоишь.
В изломах ветвей
Стремленье и суета.
Ломится вниз
Сгущенная синь небес.
И лишь
Ты и пространство,
И бег утомленных лыж.
*
Слышу, вижу и чувствую,
Я ничего не слышу.
Пол под ногами чувствую,
Над головою крышу
Слышу, вижу и чувствую,
Слух меня не покинул.
Звуки земли и космоса
Я от себя отринул.
Слышу, вижу и чувствую.
И закрываю глаза.
Сквозь ощущения прошлые
Видеть тебя нельзя.
Слышу, вижу и чувствую,
Я ничего не знаю…
Что ж это я, бесчувственный,
Каменск на Томск меняю.
*
Здесь глобальные меркнут идеи
И проблемы от нас далеки
В двух шагах от тропы орхидеи
Дарят миру свои башмачки.
В их коротком цветении вечность,
Хронология сумрачных дат,
Фиолетово-белую нежность
Не сберег цифровой аппарат.
Наважденье в разрыве сознанья,
Яркий сполох библейских времен,
Фиолетовый вкус ожиданья
Превращен в удивительный сон.
Кисти Рериха эта картина,
Он такие писал чудеса,
Звездоглазая Екатерина
По байкальским прошла небесам.
Облака над Байкалом густеют,
Наливаясь закатным огнем,
Беззаботно цветет орхидея
В растревоженном сердце моём.
*
Май ушел из сада,
Как с диких яблонь белый дым.
Рассада в засаде,
Как пальмовый Крым.
В огороде затяжные бои, вновь война за урожай.
Грядки — траншеи, семенами заряжай.
Заботы снять бы с души, мозоли с руки,
Да не спят враги, проросли сорняки.
Сам воздух натружен,
А в воздухе кружат
Белянки,
Несущие новую жизнь, с капустой на ужин.
О ней и роман, о капусте, о белокочанной,
И с ней и роман, с такою отчаянной.
Под солнцем кабанским рос принц африканский,
Фиолетово-сизый и горласто-цыганский.
Он был баклажан с соседней грядки,
Его укрывали агрилом и содержали в порядке.
Он был поражен и формой и цветом,
Послал к ней пчелу со своею пыльцой и огромным приветом,
Не знал, что она зацветет лишь следующим летом,
Она тосковала и сильно полнела при этом.
А после был бой рукопашный и всех отдубасили,
Он стал икрой, а её заквасили.
Зимой, накрывая на стол, вспоминай про любовь —
Огуречный рассол и томатная кровь.
*
Распахни мне объятия зимний лес
Оглуши чистой прозвенью быстрых синиц
В темном ельнике спрячь от высоких небес
И от глаз далеких в тени ресниц
Мне казалось общенью не будет конца
Мнилось мне жизнь мелькнет как единый день
Но легла меж нами оврагом тень
И улыбка сошла с моего лица
Губы помнят влажную ласковость рта
Дикой яблони битый морозом плод
Мне сейчас как рябины в снегу красота
Губ беспомощно сжатых в безжалостный рот
Верный друг и ты околдован весной
Белый снег белизна невесомых берез
Воздух пряный как запах её волос
А проталы твоё прощанье со мной
От весенней распутной грязи дорог
Я пришел в твою зимнюю чистоту
И тебя как её хоть любил не сберег
Как подрубленный ствол потерял высоту
Кабачкиада
Итальянской матроны улыбка мой так не обрадует взор,
Я скажу, что улыбка её — нет, не тайна веков, а навязчивый вздор.
Я намерен, желудком своим ободрён, в огороде взрастить кабачки…
Весь процесс без утайки сейчас опишу, ты же, друг мой, прочти.
Я навозные вилы с улыбкою жуткой вонзаю в субстрат.
Над соломой с коровьим навозом языческий справлю обряд,
Он закончится ровной, высокой, красивой грядой,
Смрадный дух разложенья, сгущаясь, плывёт надо мной.
Я дыханием этим сначала отравлен, затем опьянён:
Сладкий запах гниенья и смерти — сильнейший наркотик с былинных времён.
В марганцовом растворе на марлечке, в блюдце, уже замочил семена,
Всех сортов кабачковых, как список святых, заучил наизусть имена.
На гряде, как в постели, уютно лежит перегной,
Семена он в себя принимает, в ответе за них предо мной.
А участок весеннею жизнью живёт и цветёт холодам вопреки,
Вот осенний чеснок, вот морковь, а как дружно взошли сорняки!
Дефлорация яблони юной развратной рабочей пчелой
Не нарушила розовых вишен сиропный мещанский покой.
А батуна зелёные стрелки мечтают прорваться на стол, за высоким крыльцом,
С майонезом, укропом и глазчато-желтым яйцом.
Семена же тем временем корни пустили, внедряясь в кормящий субстрат напролом,
От весенних морозов хранимы молитвой, агрилом, навозным теплом.
Поливаю, полю и любуюсь, как к солнцу рванулись ростки,
Но от лейки, лопаты и тяпки мозоли не сходят с руки.
Я бы к морю поехал, ведь отпуск, но где там, ведь солнце палит,
Кабачки нужно на ночь укрыть, на рассвете полить.
Похудел, почернел, комарами изъеден и вредной мошкой.
Где лежанье на пляже, прогулки в лесу и душевный покой?
Я блестящих жучков отогнал, навалилась ничтожная тля…
Озверел я, рифмуясь, из уст вырывается — «мля!».
Но дорогу осилит идущий, и я не сдаюсь.
Над моим огородом всё лето звучит не стареющий блюз.
Наконец-то, досужих соседок молве вопреки,
На осевшей гряде, желтым боком блестя, налились кабачки!
