​Борис Хадеев. Деревянная лошадка Модын унаган. Повесть

Борис Алексеевич Хадеев. Родился 26 мая 1939 года. Архитектор, теоретик художественного творчества. Автор многих научных и научно-методических работ, теоретических и критических эссе. Выполнил свыше ста архитектурных проектов, более сорока из которых реализованы. Опубликовал несколько литературных произведений. Занимается живописью. Живет в Иркутске.                                      

 

Отрывок

 

 

Катя и Ира

 

Бертагай твердо решил — дети получат образование в город­ской школе.

И Катя засобиралась, а дед Ертахан, наставляя ее, повторял:

— Ученье — свет, а неученье — тьма.

В городе Бертагай снял комнату на двоих на Жандармской улице у казачьего офицера Немчинова. Второй была Ира, пле­мянница его ближайшего друга Хансахаева.

За время учебы накопилось много грязного белья, и девчонки решили постирать его, но не в жесткой плохо мыля­щей колодезной воде, а в мягкой воде из речки Ушаковки.

Они поставили большую деревянную кадку с деревянной крышкой на широкие санки и направились к реке.

В конце улицы стояла толпа ребятишек.

Увидев двух бурятских девочек, они оживились.

Сначала один из старших ударил по мерзлому конскому яблоку кривой загнутой палкой, стараясь попасть в девочек. Это было как бы сигналом, все ребятишки плотным кольцом окружили Ирку и Катю и стали дразнить на разные голоса.

Первый пел:

 

Бурят, штаны горят,

Рубаха сохнет,

Бурят скоро сдохнет!

 

За ним второй:

 

Пароход идет,

Черный дым труба

Чо поешь, хаба?

Хоробушка!

 

Третий, засунув голову в круг, кричал:

 

Налим — рыба мелка,

По рублю тарелка!

 

Четвертый, положив одну ладонь на другую, изображал плав­ники налима и толкал эти ладони прямо в лицо девочкам.

— Заслонка! — толкая их, кричал пятый.

Наконец терпение крепкой Ирки лопнуло, она схватила пер­вого попавшегося пацана, крутанула его через ногу, уронила на землю и закричала Кате:

— Снимай с него штаны!

Девчонки оказались крепенькие, Катя легко стянула с пацана безременные штаны

— Снегу, снегу в штаны побольше толкай! — кричала раскрас­невшаяся Ирка.

Ребятишки отхлынули от девчонок, а пацан со сдернутыми штанами заплакал.

На реке подружки быстро наполнили кадушку, но Ирка не спешила назад, ходила как разъяренный зверь, грудь ее вздымалась, она духарилась, искала с кем бы подраться.

Увидела на хлипком мосту надпись «Езда шагом» и тут же не­прилично срифмовала, ей хотелось с кем-нибудь сцепиться.

— С этими Хансахаевскими только свяжись, — думала Катя, — себе дороже. Как говорится, не буди лихо.

 

Хансахаев. На лагерной пасеке

 

… Непростой, говорю, вопрос. Вот в первый раз задержали,  по какой такой причине, спрашивают, именно вас из глубины России в Госу­дарственную Думу, в начальники лазарета, в председатели Бурят­ско-Калмыцкого комитета выбрали? Говорю им, народ выбирал, я-то тут при чем? В чем моя вина? Кое-как отвязался.

Вот во второй раз — дело с организацией заговора против Со­ветской власти лопнуло, а не выпускают, чем-то я их раздражаю, почему-то хотят меня прикончить?

Следователи-то здесь лучше меня знают мою жизнь, что ни­какой я не бывший князь, что никакой я не японский шпион, ни­какой я не панмонголист, а вот зачем-то шьют и шьют мне дела. А зачем?

И только когда этих «самоопределенцев» посадили, стала мне картина проясняться, и сейчас я думаю, что все дело в такой большой национальной политике из центра, а тут на местах про­сто исполнители — что скажут пришить, то и пришьют.

— А самоопределенцы тут причем?

— Самоопределение — это же ведь и границы. И проблему эту породила сама власть, чтобы привлечь национальности на свою сторону в ходе вооруженной борьбы.

Лозунг «Право наций на самоопределение» взбудоражил на­род, среди бурят началось брожение и появилось три группы по са­моопределению  ˂…˃ Пока три группы спорили, Москва вопрос решила и замела всех.

Отменить лозунг о праве наций на самоопределение Москва не могла, его же отцы учения написали, красота учения пострада­ет. Отмена оттолкнет говорливых интеллигентов мирового Ин­тернационала, и начнутся разговоры о тюрьме народов.

Но что делать с этими группами арестованных? Думаю, поеха­ли органы за разъяснениями в Москву.

Что с этими самоопределенцами делать? Как их оформить? А надо было быстро с каждым их них разобраться. Раз об исто­рических границах рассуждает, значит, грамотный, образование получил, значит, родители богатые, мысль улавливаете? Нет чело­века — нет проблем.

А с этими пророссийскими что делать? А заодно. Они же нам классово чуждые. А как оформить их? А желтый народ, значит, панмоголисты. А еще лучше — япон­ские шпионы. Мысль улавливаете?

Спрашиваю:

— Гражданин следователь, я же депутат, вся моя жизнь на виду, ну какой из меня японский шпион?

— А в Японию зачем ездили? Знаем мы этих ваших голубей!

Ладно, думаю, я-то хоть в Японию ездил, а эти-то самоопре­деленцы и коммунисты-управленцы, они-то живого японца в глаза не видели, пять тысяч верст до них, а все равно японские шпи­оны.

И вот тут я окончательно понял, все предъявляемые нам об­винения — липа, а те, что наши дела ведут, просто исполнители, но с перегибами.

В Москве пук — в Иркутске канонада.

Скажут в Москве, что мы американские шпионы, они запи­шут из японских в американские, скажут, что мы козлы рогатые — запишут в рогатые, а факты по обвинению вообще никакого значения не имеют.

Вот ты меня спрашиваешь, за что срок паяют, а я тебе отве­чаю: не простой это вопрос, значит, это какая-то большая поли­тика— перепахать и уничтожить.

Ну что, вздрогнем!