Кому нужен умирающий король?

«Ухэжэ ядашаhан король» - спектакль под таким названием презентовал на днях «Буряад театр». Причинами для похода на «пресс-показ» стали три вопроса: почему «ядашаhан» (в дословном переводе «король, который никак не мог умереть»), почему абсурд - режиссеру Олегу  Юмову, и что делает в «бурдраме» Бато Багдаев. 

Кого что, но меня обычно интересует ответ на вопрос - чем или кем бывает продиктован выбор пьесы или автора для очередной театральной премьеры. В случае с Олегом Юмовым так вопрос не стоял, поскольку «Юмов» в бурятской культуре - уже имя нарицательное как знак нестандартного, нескучного, дерзкого, проницательного и, возможно даже, глубинного. Так случилось и в этот раз. По «подзависающему» провинциальному сознанию бабахнули мастером абсурда Эженом Ионеско. Уже польза! Дабы понять силу размаха пришлось покопаться в творчестве автора пьесы «Король умирает». И началось!

«Зачастую герои Эжена Ионеско - жертвы обобщённых, иллюзорных представлений, пленники смиренного, законопослушного служения долгу, бюрократической машине, исполнители конформных функций. Их сознание изуродовано образованщиной, стандартными педагогическими представлениями, меркантильностью и ханжеской моралью. Они изолируют себя от реальности призрачным благополучием потребительского стандарта» - отзываются о нем критики. 

Сам Ионеско бросает вызов классическому: «Еще один недостаток реалистического театра заключается в том, что он идеологический, то есть в какой-то мере лживый, нечестный театр. Не только потому, что неизвестно, что такое реальность, не только потому, что ни один человек науки не способен сказать, что значит «реальный», но и потому, что реалистический автор ставит перед собой задачу что-то доказать, завербовать людей, зрителей, читателей от имени идеологии, в которой автор хочет нас убедить, но которая от этого не становится более истинной». 

И тут обрисовался ответ на вопрос, который и не задавался: Юмов работает «в моменте». Здесь и сейчас. Второе пришествие его в «бурдрам» ознаменовалось моноспектаклем «Доржи» - экскурсом в среду обетования  первого бурятского ученого Банзарова.  Следующим стал король - вечная тема про верхи, которые не могут, и низы, которые уже не хотят. Вечная, а потому вынужденная уходить в гротеск и в абсурд. 

 «Нет на свете зрелища более внушительного, чем спектакль смерти» 

Король умирает. Он прожил жизнь в богатстве и праздности, устраивал балы, развязывал войны, убивал, в том числе и близких, чтобы сохранить власть. 

«Я умру. Да. Это несомненно. Через сорок-пятьдесят лет. Через триста лет. Позднее. Когда захочу. Когда у меня найдётся для этого время. Когда я решу это сделать… Я умру, когда захочу. Я -  Король, и я решаю!» - убеждает себя король, будучи уже в предсмертной агонии. И тут выясняется, что он простой смертный. Он, как и вся его челядь, принять ответственность за отмеренное время не смог. Не успел. Ровно на жизнь. И последние полтора часа его жизни оказались главными, когда вдруг прояснилось, что ценность жизни в самой жизни, в каждом её дне, часе, минуте. И потому, КАК Баста Цыденов, актер с оголенной душевной конституцией, захватывал с каждой секундой внимания все больше и больше, становилось понятно - режиссер угадал с моментом и временем. Местами в зале зависает могильная тишина…

Вокруг короля вьется челядь - служанка Джульетта и охранник - как «пленники смиренного, законопослушного служения долгу, бюрократической машине, исполнители конформных функций». 

«Жить плохо нельзя. Ты хорошо живешь. Поднимаешься по лестнице, спускаешься, покупаешь продукты. Ты хорошо живёшь!» - все убеждает и убеждает её король. А паутина в покоях короля нарастает с устрашающей скоростью и постоянством. И это еще одна метафора - энергии нет. Никакой. И даже охранника, который обязан охранять, настигает паралич воли. Он - слуга двух господ - королевской системы и Маргариты, в роли которой харизматичная Надежда Мунконова. Ни фаворитка Мария, ни коленопреклоненная прислуга не в состоянии помочь своему королю, поскольку только Маргарита - «старая» жена короля прекрасно понимает: лучше ужасный конец, чем ужас без конца… Она, Маргарита, и врачеватель (метафора креатива, образованности и как прообраз здоровой оппозиции) называют вещи своими именами: «Ты умираешь… и это неизбежно…».

Последние полтора часа жизни короля полны желаний, простых до безобразия, недостойных королевской роскоши. Он готов дожить жизнь своей служанки. Увы… И этого УЖЕ не дано…          

И лишь Маргарита - жесткая, умная, властная, которую не раз предавал её муж-король, ведет его к последним вратам жизни. «БY АЙ» - говорит она своему несчастному супругу, жалкому, постаревшему, впавшему от страха в маразм. «БY АЙ» - и в этом месте начинает всхлипывать зрительный зал. 

…Каждому из нас в детстве, держа за руку и ведя к новому, неизведанному, говорили: «БY АЙ» - не бойся! И это «не бойся» однажды перестает срабатывать. И выясняется, что мы всё время только собираемся жить… 

 «Думай о смерти каждую минуту и тогда научишься жить».

 «Ионеско бьёт и уничтожает, чтобы измерить то, что звучит пустотой, сделать язык предметом театра, почти персонажем, сделать так, чтобы он вызвал смех, действовал как механизм, это значит вдохнуть безумие в самые банальные отношения…» - писал французский критик Мишель Корвен. Сам же Ионеску был необычайно самоироничен. В одном из писем драматург рассказывает о своём пути к славе: «Прошло семь лет с того момента, когда в Париже сыграли мою первую пьесу. Это был скромный успех, посредственный скандал. У моей второй пьесы провал был немного более громким, скандал несколько покрупнее. И только в 1952 году, в связи со «Стульями» события начали принимать более широкий разворот. Каждый вечер в театре присутствовало восемь человек, весьма недовольных пьесой, но вызванный ею шум был услышан значительно большим количеством людей в Париже, во всей Франции, он долетел до самой немецкой границы. А после появления моих третьей, четвёртой, пятой… восьмой пьес слух об их провалах стал распространяться гигантскими шагами. Возмущение перешагнуло Ла-Манш… Перешло в Испанию, Италию, распространилось в Германии, переехало на кораблях в Англию… Я думаю, что, если неуспех будет распространяться таким образом, он превратится в триумф». История о том, что надо идти до конца? Отнюдь! О том, что «весь мир театр». И гениальность Ионеску, видать, заключается в том, что он не рефлексирует. Он понимает все и работает на разрыв аорты. Потому он цинично продолжал раздражать пуританскую публику театральной Европы и откровенно хохотал. И тут наметился ответ на вопрос - что делает в «бурдраме» Бато Багдаев. Аналогия с «откровенно хохотать» в политическом театре абсурда - это про него, Багдаева! И если театр абсурда как тема - не случайность, то бурятского зрителя могут ждать потрясения. На сей раз, культурные. Поскольку после бурятского прочтения «Король умирает» тут же возникает вопрос - а что дальше? Зритель, однажды почуяв свеженины, может статься, потребует продолжения «банкета». 

«Могут ли литература и театр действительно отразить невероятную сложность реальной жизни… Мы переживаем дикий кошмар: литература никогда не была столь же мощной, острой, напряжённой, как жизнь; а сегодня и подавно. Чтобы передать жестокость жизни, литература должна быть в тысячу раз более жестокой, более ужасной» - пишет сам Ионеско. Нам по этому поводу скоро и сказать будет нечего. Литературы местного разлива, не то, чтобы способной «отразить невероятную сложность реальной жизни», нет, её уже никакой нет… Почти.

Что же касается спектакля - он, кажется, «зашёл». Во всяком случае, зал и после аплодисментов долго «висел». Как бы переваривая, как бы ожидая продолжения… или разъяснения.  Редкий случай, когда захотелось ещё раз пересмотреть и попытаться «догнать» то, что обрушилось на неизбалованную абсурдом голову. К слову, аудиоряд был предельно органичен, что важно для философской драмы. Стильная сценография и очень интеллигентное музыкальное оформление спектакля. Местами органично вплеталось то, что профессионалы называют психоделический «интершум», что способствовало бОльшему погружению в, почти, медитативное состояние. Некая эклектичность в общем визуальном решении поначалу было сбивала с толку, но уже к середине органично вплелась в общую картину абсурда, поскольку на первый план вышла драма. И Баста-король в драматичности «просто человека» захватывал. И если этот спектакль - заявка на «подумать», зрителю придется подготовиться. Потому как смерть не всегда явление физиологическое…