483
Евгений Юрьевич Попов. 21 год. Улан-Удэ.
1.
Неважно, имел ли ты раньше какое-либо отношение к армии или ты «случайный прохожий», здесь всем дают одно и то же звание — кадет. Зато позволяют оставить собственное имя, фамилию. «Кадет Миропольский» звучит гораздо лучше, нежели «Кадет Б-118», не находите?
Вот и я так же думаю.
В Восточной академии, слышал, только по порядковым номерам к кадетам и обращаются. Жуть. Оттого они, наверное, и профессионалы такие, что относятся к себе как к машинам, а не как к людям.
А вообще интересно, как проходит обучение в других академиях? Например, в Западной. Техника-то у них самая лучшая, да вот на соревнованиях их учащиеся чаще всего оказываются на последних местах.
Отчего так? Оттого, что не привыкли к чужой технике, кажется им слишком медленной? Или оттого что их попросту хуже тренируют? Чьи пилоты победят на будущих соревнованиях, есть ли у наших шансы? Будут ли участвовать кадеты Южной академии?
Такими мыслями я занимал себя за несколько минут до общей побудки. Хорошая привычка — просыпаться раньше общего будильника. Пока остальные трут глаза и зевают, можно успеть заправить койку и сходить умыться. Если быть особо быстрым, то успеваешь ещё и одеться, а то и занять очередь в столовой. Такой фокус у меня вышел всего пару раз, но зато чувствовал себя хорошо весь следующий день.
Тяжёлые шаги за стеной.
Скрип несмазанных петель.
Вспышка света.
— Рота, подъём!
Пока все вокруг поднимаются, я уже стою перед собственной койкой. Несколько быстрых движений, подхватить зубную щётку, пасту и мыло, а после отправиться в санузел. По пути отмечаю, кто и на какой стадии утренних ритуалов находится.
Кадет Зорич, с которым у меня сложились дружеские отношения, всё ещё лежит, потирая глаза. Кадет Прилепин, двоюродный брат Зорича, уже ищет свою зубную щётку.
Чёрт, не успеваю.
В дверях встречаюсь лицом к лицу с кадетом Быковым. У нас с ним здоровое соперничество. То есть везде, где только можно, мы друг другу противостоим, но в обыденных ситуациях соблюдаем нейтралитет. Вот и сейчас мы самые подготовленные, самые первые. Проблема в том, что делать в подобной ситуации?
Прошмыгнуть первым? Явный признак неуважения.
Пропустить оппонента? Явно ему уступить, признать своё поражение. Маленькое, но поражение.
Пока мы долго и напряжённо размышляли над тем, что же делать, за нас всё решил кадет Курков. Заметив, что мы стоим перед дверьми, не собираясь двигаться дальше, он прошмыгнул мимо нас. Дальше уже действовали на автомате — кто быстрее. Первый (вернее, второй) — Быков. Второй (вернее, третий) — я.
За спиной дверь хлопает ещё два раза, а после раздаётся щелчок замка — вход закрыт, в санузле всего пять раковин.
— Что, Миропольский, хочешь повторить свой недавний подвиг? — подначивает кто-то меня.
— Подумываю уступить разок. Не всё вам за Быковым пыль глотать.
— Ну-ну, посмотрим. Как завалитесь на экзамене, так и будет видно, кто пыль глотает.
— Товарищи, не ссорьтесь, мы все находимся в одной лодке.
— Ой, иди ты, Курков!
Утренняя перепалка была одним из негласных ритуалов. Кого как, а меня забавляла эта ругань и ссора. Создавала атмосферу, что ли? Поругаешься так с человеком, подколешь его пару раз, он тебя разок, а потом уже и работу какую-нибудь вместе делаете.
Единственным, кто не принимал участия в нашей «беседе», был Быков. У него всё было рассчитано по секундам. Порой казалось, что у него даже капли потраченной воды были посчитаны. Закончив все утренние дела, он быстро собрался и вышел из санузла, освободив место следующему кадету. Отставать я не мог, так что пришлось прекратить фразу на полуслове и быстро догонять своего оппонента.
Дальше ничего интересного. Одеться, собраться, выдвинуться к столовой. Быкова нигде не было видно — по всей видимости, успел выскочить раньше меня.
Так и хотелось сорваться на бег, догнать и обогнать его, но я себе этого не позволял. Нужно сохранять достоинство.
В общей столовой было не особо людно. Готовят что-то повара на кухне, дежурные расставляют еду на подносы. Преподавательский состав в лице нескольких старших по званию уже сидел за своим столом. Из кадетов присутствовало несколько человек из третьей группы, да пара гостей из Восточной академии.
Быкова нигде не было видно.
Едва сдерживая улыбку, подхожу к барьеру дежурных, протягиваю им свой пропуск.
— Кадет Миропольский из второй группы прибыл!
Дежурный забирает пропуск, проводит им по маленькому автомату. Сзади по доставочной ленте выезжает поднос – на нём я вижу несколько заветных кусков торта.
— Поздравляю, Миропольский, ты сегодня первый.
После чего протягивает мне поднос.
На мгновение протянув кончики пальцев к виску, с улыбкой забираю протянутое и двигаюсь к столу нашей группы.
Постепенно столовая начинает заполняться. Заходят участники остальных трёх групп, появляются гости из Восточной академии в полном составе. Они даже здесь, в столовой, ходили строевым шагом и только полным составом.
Заходят Зорич с Прилепиным. Забирают свою еду, подсаживаются ко мне. Чуть позже к нам присоединяются Курков с курсантом Беляковым — тем самым, с которым я ругался в санузле.
Всем им я раздаю по куску добытого мною торта, оставив себе последний. Меня благодарят кивком.
— Мира, у тебя паста на щеке осталась.
— Что? А, понял, — пальцами стираю остатки зубной пальцы со своей щеки. — Что у нас сегодня должно быть?
— Сперва совещание с сержантом Анищенко, — отвечает мне Зорич.
— А потом?
— Тренинги, зубрёжка. Как всегда.
— Погоди, а когда у нас экзамен? — спрашивает Беляков.
— Дня через три, вроде.
Беляков непечатно ругается. Прилепин и Курков его поддерживают. Какое-то время мы едим молча. Общий гул столовой перебивал все слова, а порой и мысли.
— Слушай, Зор, — вдруг спрашивает Беляков. — Дай списать.
— Чего тебе списать?
— Термодинамику. Я не успеваю материал просмотреть.
— А вот меньше в самоволку ходить нужно, да в деревнях окрестных кутить.
— Согласен. Надо. Так что, дашь списать?
Зорич тяжело вздыхает.
— Чёрт с тобой. Будешь должен.
Наконец, весь наш стол заполняется — за исключением Быкова, который так и не появился.
Есть у нас негласное правило. Доел — жди остальных. Обычно завтрак, обед и ужин считаются свободным временем, но после еды этого времени остаётся так мало, что нет смысла уже куда-то идти. Так что дожидаемся всех, кто задержался.
На это уходят следующие полчаса.
Затем дружно встаём, относим грязную посуду и подносы на мойку, а после отправляемся на занятия.
Совпадение, конечно, но вместе с нами встают гости из Восточной академии. Строем прошли к столу с грязной посудой, синхронно сложили её. Строем же двинулись к выходу.
Мы поравнялись.
Прилепин с Курковым, идущие впереди, попытались пойти строевым шагом. Мы попытались же под них подстроиться. Наши шаги, что звучали в унисон, словно даже перебивали идеальный ход Восточных гостей. Казалось, вся столовая затихла, наблюдая за этим случайным соревнованием. Так длилось несколько секунд…
А потом я споткнулся.
На меня налетел Зорич, мы покатились кубарем. Наши товарищи попытались нас поймать, подхватить, но было уже поздно. Восточные ушли далеко вперёд, обогнали нас.
Наша группа встала, замешкалась. Мы безнадёжно проиграли.
— Простите, парни.
Всё, что мне удалось выдавить из себя.
Мы продолжили свой путь до кабинета, в котором должно проходить занятие. Кадеты переговаривались, перешучивались между собой, но я молчал.
Мне было стыдно.
2.
Кабинет, в котором обычно проходили занятия, был похож на офис для совещаний. Большой стол с квадратным окончанием с одной стороны и круглой с другой. Так было сделано для того, чтобы во главе мог находиться только один человек — сержант-преподаватель, или ещё кто старший по званию.
Помимо стола была специальная доска для презентаций, а также доска для черчения. На ней обычно находились какие-либо чертежи или планы. Порой на них же мы чертили ответы на свои задания, если они были как-то связаны с тактикой.
Мы расселись по своим местам, принялись ждать сержанта Анищенко.
Быков так и не появился.
Обычно занятие идёт полтора часа, затем перерыв в пятнадцать минут, а после ещё одно занятие по той же теме. Этакая «пара в паре». Один сержант ведёт один предмет. До обеда — теория, после обеда — практика. Если мы изучаем тактику до обеда, то после обеда решаем тактические задачи.
На бумаге, правда.
В особо редких случаях (или по особо удачному варианту решения), мы выезжаем на поле всеми группами и моделируем ситуацию. Группа, предложившая решения, должна его выполнить, а остальные группы исполнению этого решения должны помешать.
Так вот. Обычно занятие идёт полтора часа, причём сержант нас уже ожидает в кабинете. Проблема в том, что на этот раз его не было. Не появился Анищенко и через пять минут, и через пятнадцать, и через полчаса. Мы уже начали бояться, что пропустили какое-то важное объявление. Пожарная тревога? Внеплановая всеобщая тренировка? Ещё что-нибудь в этом духе?
Всё может быть.
Мы уже начали решать, кто из нас отправится на разведку, как дверь, наконец, открылась. В кабинет вошёл сержант.
Мы синхронно поднялись, подняли руки в жесте воинского приветствия.
— Группа, вольно.
Мы вновь сели на свои места.
Сержант прошёл вглубь комнаты, сел во главе моста. Достал из окрашенного в хаки кейса лист с текстом, прокашлялся. Осмотрел нас длинным, немигающим взглядом.
Мы напряглись.
Что это? Очередной приказ? Нас куда-то переводят? Отказывают в обучении?
Сержант ещё раз прокашлялся, принялся читать про себя текст на листе, при этом шевеля губами.
Мы были всё так же напряжены. Я даже начал немного злиться.
— Ну что, парни, как вам донести информацию? Зачитать официальный приказ, или рассказать от себя?
— От себя! — хором выдохнули мы. Никто не любил официальные формулировки.
— Хорошо, хорошо, — усмехнулся сержант. — В общем, так. Я слышал о вашем случае с нашими Восточными гостями, так что вам должно быть интереснее вдвойне. На ближайшие три дня все занятия отменяются.
Мы не смогли сдержать улыбок.
— Рано радуетесь! Дело в том, что наши Восточные гости прибыли сюда для своеобразного соревнования — чья методика преподавания лучше. В Восточной академии выделили нескольких своих лучших курсантов и, что самое главное, пилотов, а после отправили к нам. Как вы знаете, между академиями всегда шло соперничество, у кого же студенты лучше, но обычно мы это решали на всеобщих соревнованиях. Официальные правила, лучшие из лучших и прочая лабуда в этом духе. На прошлых соревнованиях Восточные заняли второе место, а мы первое. Сейчас же они решили взять реванш — без лишних глаз и свидетелей. Кто мне скажет, в чём наша проблема?
Мы все подняли руки, но сержант выбрал Куркова.
— Потому что недавно прошёл выпуск академии, и все лучшие курсанты на данный момент закончили обучение!
— Верно, Курков. Ты прав. Все, кто мог противостоять восточным, уже выпустились. Мы как преподаватели не имеем права участвовать. Так что мы решили пойти обходным путём — освободить курсантов от занятий, дать им время на тренировки, а после… После выпустить вас в бой. Взять не качеством, а количеством. Думаю, дальше объяснять никому ничего не нужно. У кого-нибудь есть вопросы?
Молчание. Лишь я поднял руку.
— Миропольский, спрашивай.
— Какая награда тому, кто одержит победу?
Сержант улыбнулся.
— Очень просто, Миропольский. Полёт в космос.
3.
Быков уже был в тренировочной комнате.
Не знаю, откуда он прознал, но, когда мы ввалились в ближайшую комнату для тренировок, он уже сидел там, в кресле для симуляции, крутился во все стороны, оттачивая свой навык пилота. Его комбинезон насквозь промок, волосы липли к лицу, но курсант не собирался прекращать свою практику.
Пока я рассматривал своего соперника, все остальные автоматы для симуляции уже заняли. Снаружи остались лишь я, Беляков и Прилепин. Делать нечего, пришлось сесть на скамейку да ждать, когда кто-нибудь устанет и освободит автомат.
— Космос, парни! Вы представляете! Чёрт, я всю жизнь мечтал полететь к звёздам! — восторгался тем временем Беляков.
— Разве ты не для этого сюда поступил? — уточнил Прилепин.
— Для этого, но чёрт! Кто же знал, что это может произойти так быстро, так скоро, так просто!
— Да не так уж и просто.
— Ой, подумаешь, победить несколько восточных. Что в этом сложного?
— Ну, вообще-то достаточно сложно. Ты видел, как они ходят? Как долбанные роботы. Нет, тут просто так не выйдет, нужно хитростью брать. Правы отцы-командиры, что решили их просто количеством закидать. Может, кто так и выиграет.
— Согласен, правы отцы-командиры, — влез я в разговор товарищей. — И согласен, что нужно брать хитростью. Но лично я считаю, что не хитростью — тактикой. И нужно придумать стратегию.
— Придумать, ага. Будто это просто.
— Просто. Мы этому учимся, вообще-то, не забыл? В общей, слушайте сюда…
Следующие три дня мы придумывали стратегию и тактику, отрабатывали их. Вообще мне хотелось привлечь к нашему плану всю группу, но Быков наотрез отказался, а остальные, памятуя мой позор в столовой, послали меня куда подальше. Присоединились к нам только Курков и Зорич. С их подачи меня назначили командиром.
Впрочем, нашим легче — своих товарищей я, по крайней мере, знаю — и знаю, как именно их распределить. Вышеназванные более аккуратные и боязливые — их оставить прикрывать фланги. Беляков и Прилепин, наоборот, более агрессивные — с них атаку и нужно начинать. Своеобразная смесь из «разделяй и властвуй» с «бей и беги». Первая двойка атакует, быстро отступает. Вторая двойка их прикрывает, ждёт перезарядки орудий первой, после чего меняет позицию.
В это время я нахожусь там, где нужнее всего в данный момент. Либо перемещаюсь между двойками и поддерживаю ту, которой сейчас нужна помощь, либо же атакую с фланга, отвлекая основную оборону.
Такая тактика неидеальна, но потом нам дали подсказку — не обязательно победить. Нужно сбить хоть один корабль восточных. Один корабль — одна путёвка.
До автоматизма всё отработать так и не удалось. Мало того что автоматы для симуляций часто были заняты, так зачастую и выходило, что тренироваться могли только два-три, а то и один человек из нашей команды. Впрочем, тренируясь с утра до вечера, а также пробираясь в комнаты по ночам, мы сумели неплохо развить индивидуальные навыки полёта.
Наконец настал день соревнований. Отцы-командиры открыли турнирную комнату, так что автоматов для симуляций теперь хватало всем. С одной стороны — наша академия, с другой — Восточная.
По свистку мы заняли кресла для симуляций. Запустили их. Оказались на своих челноках, оказались в небесах.
Битва началась.
4.
Восточная академия: 3 истребителя, 2 бомбардировщика, 1 корвет. Общее количество: 10 человек, 1 группа.
Северная академия: 18 истребителей, 4 корвета, 1 крейсер. Общее количество: 40 человек, 4 группы.
Не мы одни оказались такими хитрыми — остальные группы тоже объединились внутри, разработали свои планы и тактики. Такие команды выбирали себе большие корабли, с которыми не справится один пилот, но у которых была высокая огневая мощь. Одиночки же выбирали истребители.
Лишь наша команда полным составом сидела на истребителях, рассчитывая скорее на манёвренность и скорость, нежели чем на огневую мощь.
Как показала практика, мы были правы.
Восточные действовали отточено и очень слаженно. Пока бомбардировщики уничтожали большие корабли, истребители их прикрывали, а корвет не давал расслабиться уже нашим истребителям. У нас не было связи между разными командами, но была связь внутри них. Мы не слышали криков и ругани сбитых кадетов, не могли им помочь, опасаясь подставиться под дружественный огонь.
Всё, что мы могли делать с нашей тактикой — наблюдать, когда один из кораблей восточных отобьётся, а после нападать на него.
Не знаю, то ли чёрт им воротил, то ли действительно их навыки пилотирования многократно превышали наши, но даже после атаки пять на одного этому одиночке удавалось не только отбиться, но и атаковать в ответ. Так мы потеряли Зорича, который зазевался — его истребитель был подбит, а после, не справившись с управлением, он вылетел на территорию покрытия вражеского корвета — где и был окончательно сбит пулемётным огнём.
Так постепенно нас становилось всё меньше. Мы летали так же разрозненно, пока не увидели страшную надпись на своих мониторах:
Первая группа полностью потерпела поражение.
Я осмотрелся. Насчитал с десяток истребителей и всего один корвет с нашей стороны. Все корабли восточных до сих пор оставались на лету. Вражеский корвет так и вовсе был не повреждён. Какое-то… отчаяние и глухая тоска овладели мной в этот момент. Не видать нам космоса, как своих ушей. Так, наверное, я и вовсе бы сдался, если бы не услышал восторженный крик Куркова по рации:
— Я сбил, я сбил! Я, мать его за ногу, сбил этого гада!
И действительно, один из истребителей восточных, объятый огнём, стремительно летел вниз. Это придало уверенности — не только мне, но и всем остальным кадетам.
У нас не было связи между собой, да, но своеобразная солидарность была. И теперь, как понимаю, уже было неважно — кто же всё-таки собьёт заветный корабль. Теперь у нас была лишь одна задача – просто сбить. Уничтожить их, победить. Доказать, что наши кадеты лучше этих восточных роботов. С новыми силами вновь мы бросились в бой.
Второй восточный истребитель на три наших. На пару с Быковым, единственным, кто в мастерстве не уступал восточным, мы сбили третий истребитель. Бомбардировщики, оставшись без прикрытия, пошли на таран — и забрали с собой Прилепина с Курковым.
Остался один их корвет на один наш корвет и пяток истребителей.
— Последний бой, он трудный самый! — пошутил по связи Беляков, но я слышал, как он волнуется.
—Трудный, — выдохнул я.
Первая атака — два наших истребителя сбиты, я слегка подбит. Целыми остались только Быков и Беляков, да бесполезный корвет, который весь бой почти ничего не делал.
— Ну, брат, — придумав план, произношу я по связи. — Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Повеселись за всех нас.
— Ты чего удумал?
Я успеваю услышать крик Белякова, прежде чем мой истребитель врезается во вражеский корвет.
5.
За проявленный героизм, смекалку и лидерские качества, курсант Миропольский награждается закрытыми автоматом экзаменами и полётом в космос!
— За проявленный героизм, упорство и навыки пилота, курсант Быков награждается закрытыми автоматом экзаменами и полётом в космос!
— За проявленную отвагу, смекалку и навыки пилота, курсант Беляков награждается полётом в космос!
— За проявленную отвагу, ораторские умения и навыки пилота, курсант Курков награждается полётом в космос!
— За проявленную отвагу, работу в команде и навыки пилота курсанты Зорич и Прилепин награждаются полётом в космос!
— За проявленную отвагу, работу в команде и навыки пилота курсанты Гумилёв, Толстой, Пушкин и Чехов награждаются полётом в космос!
— Ура, товарищи, ура!
Уставшие после боя, в мокрых лётных комбинезонах, мы стояли перед отцами-командирами около своих кресел для симуляции. Не было сил даже радоваться, но я был счастлив. Всё, что я смог сейчас сделать — подойти к своим товарищам и обнять их. Подойти, обнять и перестать сдерживать слёзы, которые так долго хотели вырваться наружу.
6.
Спустя неделю мы, причёсанные, нарядные, неся с собой сумки с вещами, заняли свои места в транспортном челноке. Он должен был нас доставить на космический дредноут «Непобедимый», где мы и продолжим свою службу. Как оказалось, предстоящие экзамены были выпускными — и я с Быковым их сдали.
Остальные же после своего тренировочного боя без проблем смогли ответить на все экзаменационные вопросы.
Двери закрылись. Начался обратный отсчёт.
— Пять, четыре, три, два, один…
— Поехали! — с восторгом выдохнул Беляков.
— Поехали! — ответили ему курсанты.
Нас затрясло, мы вжались в кресла. Давление было огромным, казалось, что вот-вот нас размажет по сидениям, а потом…
Пустота.
Тишина.
И звёзды в окне иллюминатора.
Посмотрев на необъятный бесконечный космос, который был там, за стеной нашего челнока, я улыбнулся.
Закрыл глаза…
…и был счастлив.
