824
Коровин Андрей Юрьевич. Поэт, прозаик, руководитель культурных программ. Родился в Тульской области (1971). Окончил Юридический институт МВД РФ, Высшие литературные курсы при Литературном институте им. А.М. Горького. Автор одиннадцати поэтических книг. Проза публикуется в сборниках издательства «ЭКСМО». Президент фонда «Волошинский сентябрь». Создатель и куратор литературного салона в Музее-театре «Булгаковский Дом» (Москва). Соучредитель Гумилёвского Общества. Координатор Клуба кураторов литературных фестивалей России. Кавалер Золотой медали «За преданность Дому Максимилиана Волошина». Лауреат премии журнала «Литературная учёба», финалист премии «Нонконформизм». Живёт в Московской области.
Люди и самолёты
самолёт Александр Кабанов в ночи над Киевом зажигает огни
самолёт Бахыт Кенжеев над Нью-Йорком взлетает покачиваясь слегка
самолёт Алексей Остудин в аэропорт Казани по вацапу звонит
говорит что в небе толпятся пьяные женские облака
самолёт Павел Крючков в аэропорту Внуково говорит голосом Левитана: кругом туман
самолёт Юрий Кублановский отвечает ему: зажги боковые огни
самолёт Фагот говорит: какого шопена, Тристан?!
самолёт Мария Ватутина говорит: мы тут совсем одни
самолёт Амарсана Улзытуев так зарычал на солнце что до самой Монголии стало светло
самолёт Кшиштоф Шатравский танцует польку на облаках
самолёт Александр Ерёменко говорит что стихи писать западло
и лишь дирижабль Пушкин держит землю в руках
*
Амарсане Улзытуеву
скрипит мой брат монгол
во лбу звезда повисла
во рту хрипит глагол
костьми немого смысла
в его родной степи
кочуют эпигоны
собаки на цепи
пускаются в погоню
но теплится душа
как юрта в поднебесье
и лунный в небе шар
зачем-то он повесил
Памяти Нади Ярыгиной
вот жила-была Надя Ярыгина и вдруг померла
и только фейсбук напоминает мне как у неё дела
сколько лайков дарили ей на день рожденья френды
а ведь ничто не предвещало беды
Надя Ярыгина носила парик
и дарила мне книги целых две но одну и ту же
к парику Надиному я постепенно привык
а вот с книгами получалось хуже
там были разные надписи и я не знал какую из них читать
по два раза повторял одни и те же стихотворения
она подначивала дальше и дальше листать
сам Алёхин печатал её откровенья
по стихам казалось что у неё куча любовников или один но такой один
а в реальной жизни она была одна-одинока
вспоминаю Надю и вдруг что-то сворачивается в груди
как кошка тоской и нежностью к Наде о как
Памяти Виктора Сосноры
Соснора — нора под сосной
мне так представлялось сначала
какой-то загадкой лесной
мне музыка эта звучала
Соснора — и сосны скрипят
и звери в норе еле дышат
жучки под корою не спят
стон ветра над кроною слышат
Соснора — и чья-то нора
живёт неустанным терпеньем
там кто-то не спит до утра
и дерево кормится пеньем
Виктор Топоров
самый злой литературный критик
Виктор Топоров
очень любил Коктебель
и не любил Волошинский фестиваль
однако упрямо приезжал в Коктебель в сентябре
аккурат к Волошинскому
никогда не ходил на фестивальные вечера
зато потом писал про них ругательные статьи
однажды я захотел с ним познакомиться
но друзья передали мне
что Топоров ответил отказом
странно но мы с ним
никогда не встречались в Коктебеле
и вот как-то раз я увидел его на набережной
и пошёл прямо к нему
— я хочу с вами познакомиться! — заявил я
— портвейн пьёшь? — вызывающе спросил он
я утвердительно кивнул
и он протянул бутылку
мы выпили из горла
потом я сходил за второй
отлично между прочим поговорили
после чего он написал очередную
ругательную статью про Волошинский
ну вот такой был человек
любил Коктебель портвейн
и поругаться от души
не важно на что
повод всегда найдётся
«Мазурка» в Красноярске
однажды в Красноярске
Фагот
пытался написать
партию фагота
к «Мазурке»
потому что на сцене
не было фортепиано
а организаторы
ну очень хотели «Мазурку»
он потребовал
коньяк курилку
и нотную бумагу
долго что-то писал
наверное ноты
ходил курить
запивая свои бесконечные самокрутки
попутным коньяком
наконец сказал
нет
ничего не получается
только фортепиано
несите фортепиано
откуда хотите
можно даже расстроенное
я буду играть негромко
в конце концов
у меня есть минус
на флешке
Валерию Прокошину
- Переплыть через Лету
Теперь ты там, где знают всё,
скажи...
А.А.
обнаружил у Прокошина
сравнение Оки с Летой
вспомнил
что тоже всегда считал Оку
рекой между мирами
живых и мёртвых
однажды
она чуть не забрала меня
на Тот берег
а сколько было случаев
когда в ней погибали
опытные пловцы
попав в смертельный водоворот
в детстве
я любил и боялся Оку
а она дарила мне
остатки окаменевших растений
приманивала
запахом костра с той стороны
и я всегда мечтал посмотреть
что там
на Той стороне
Оки
Леты
небытия
Валера
ты теперь на Той стороне
скажи
- Сойка-душа
а душа твоя — сойка — живёт в лесу
а над ней как сон — синева
вдруг присядет на ёлки высохший сук
повторяя чьи-то слова
пересмешница что с неё взять ещё
птичка Божья лесная тварь
но дрожит её голос средь пухлых щёк
словно боровский твой букварь
как понять мне сойкин лесной язык
чтоб как прежде поговорить
я с тобою во сне помолчать привык
разучу и это фьить-фьить
Памяти Анны Саед-Шах
Олегу Хлебникову
когда вот так любимая уходит
как зимний день как белый пароходик
рыдаешь в Богом данную подушку
собаку кличешь или просто кружку
выходишь в тьму колючую как веник
где звёздами осыпался кофейник
и ночь нежна но не нежней любимой
теперь уж не тобой во сне хранимой
а совами и прочими богами
летающими в соснах между вами
Как я не поступил во ВГИК
когда в 14 лет
я прочитал книгу
Лорда Уолтера
«Последняя ночь „Титаника“»
я подумал
надо снимать кино
спустя пятнадцать лет
сопливую историю для малолеток
снял какой-то
Джеймс Кэмерон
когда в 16 лет
я прочитал историю
полярного исследователя Колчака
я подумал
какое классное
могло бы получиться кино
спустя двадцать лет
сопливую историю для домохозяек
снял какой-то
Андрей Кравчук
в 17 лет
когда я поехал
подавать документы во ВГИК
в приемной комиссии
меня прямо спросили
у тебя есть родственники в кино
я честно ответил нет
тогда у тебя нет шансов
сказали мне
а зря
у меня есть ещё
пара-тройка историй
на этот ваш
как его
Оскар
Андрею Тарковскому
татарчонок татарчонок
что за свет в твоих глазах
сколько мыслей обречённых
тают в выцветших слезах
эти брови эти скулы
эти чёрные глаза
острые как стих Катулла
древние как образа
в них манящих страшной бездной
что таишь ты расскажи
жизнь и вечность бесполезны
без катарсиса души
Иоселиани
тогда ещё была жива
Новая Пушкинская Премия
и я на неё опаздывал
прямо передо мной
в Пушкинский вошли двое мужчин
они тоже опаздывали не торопясь
охранник деловито спросил у первого
— как ваша фамилия
и тот ответил:
— Иоселиани
второй назвался Ростом
охранник посмотрел на них
подозрительно
— но вас нет в списках
я не могу вас впустить
— да вы что?! — возмутился я —
не узнаёте самого Иоселиани?
— нет, — невозмутимо ответил охранник, —
пусть кто-нибудь придёт и скажет
чтобы я их пустил
— Иоселиани — друг самого Битова, — парировал я, —
но Битов ведёт церемонию и не может придти
а если он сейчас придёт
значит вы сорвёте всю церемонию!
охранник замялся
добро и зло боролись в нём на моих глазах
— ну ладно, — сдался он, — пусть проходят
только пусть кто-нибудь придёт
и подтвердит что они гости
— конечно! — воскликнул я
и тут же забыл о своем обещании
а маэстро Иоселиани
понимающе улыбнулся мне
своей знаменитой грустной улыбкой
вот и всё что я сделал
для кинематографа
Парочка сушёных инопланетян
Дмитрию Тонконогову
а из Сахары он привёз
маленьких сушёных инопланетян
с большими выпученными глазами
и обломанными хвостами
тонкими перепончатыми лапками
и длинными высунутыми языками
с кристалликами соли
застывшими в интересных местах
— откуда они взялись в Сахаре
и почему там погибли? —
спросил я его
и он ответил
— я просто проезжал мимо
и увидел огромный разбитый космолёт
полный маленьких сушёных тварей
дай думаю возьму себе парочку
вдруг они оживут
и начнут размножаться
тогда я узнаю
что они замышляют против нас
в крайнем случае
продам китайцам
они наверняка варят из них
эликсир бессмертия
