749
Семушев Иван Николаевич, 24 года. Родился в г. Улан-Удэ. Окончил исторический факультет Бурятского государственного университета им. Доржи Банзарова. Учитель истории и обществознания. Публикуется впервые.
Монголия
касание твоей степи
условным запахом на пальцах
до полдесятого проспи
воспоминанием останься
словно отсутствие воды
в едва подвыпившую почву
перебираемые лады
сухими кажутся без строчек
как эта ночь она безмолвна
и не нуждается в начале
как до последнего аккорда
на мои звуки отвечали
немые степи надо мною
и чье-то пение за нами
традиционно горловое
над кочевыми облаками
твоей степи безумный крик
на плечи голову поставил
и словно в первый раз возник
и словно в первый раз
растаял
*
Ты видишь море, стаи белых птиц,
летящих над твоею головой,
прошу, мгновение, остановись,
побудь со мной.
и нет ли места боле для тревог,
в груди едва начавшихся минут,
небесные посланники венок
несут.
за белой стаей серая вода,
и столько жизни в этом сером дне.
логичней ставить следующим «куда»,
а далее, наверное, «ко мне».
меняется ли небо за окном,
и тот ли в небе пишется закат,
мы с нею точно сходимся в одном,
— я рад.
*
Воробей в руках растаял,
я задумался о том,
что весна совсем другая,
и, наверное, в другом.
Каждый звук — изобретение,
хоть записывай в тетрадь,
и под вербное цветение
скоро лягу умирать.
*
третий день еще
не наступил
но все зеркала, экран телевизора и монитор
уже накрыты простынями
родственники в полной суматохе
бегают из магазина в магазин
мама ищет в ящиках более или менее
приличные фотографии
а братья договариваются с друзьями насчет машины
всё происходящее вокруг удерживает тебя
в этой реальности.
ужин снова запаздывает
накрывая на стол
я сам того не замечая
занесу из комнаты в кухню
еще один стул
и только сейчас
в этот момент
я начинаю понимать
что теперь
этот стул
уже лишний
Нептун
ливень.
планета перемывает кости
ничего страшного, это одна из ее
небольших возможностей отыграться
отомстить
ты все равно знаешь, что скоро
все встанет на свои места.
ты уже не тот дикарь, что
приносил в жертву богам
целые деревни
весь мир живет
как по твоему хлопку
однако
вода прибывает
вынося твое тело
мертвой нерпою
на давно
всеми забытый
берег
Земли
*
не реальнее фильм-документа
а точней документа-кина
оказалась твоя кинолента
без бутылки сухого вина
завтра белое сменится красным
как студент запивает водой
ксерокопия прячется в паспорт
словно страус в песок головой
может жизнь двойная сплошная
ну а зебра совсем ни при чём
и облезлые стены сарая
подпираются пьяным плечом
завтра белое сменится красным
так студент запивает водой
ну и чьей же написано пастой
что нельзя пешеходами вдоль?
*
В гортани рек оставшихся в живых
на полчаса, как бабочка в ладонях
в той местности, где все за молодых
решается традицией покойных
цветёт весна и птицы вдалеке
мелькают в отражении пустыни,
снега, заледеневшие в реке,
спускаются корабликом на льдине.
Там небо нависает по углам
острогов, что остались в меньшинстве,
там жертвы разозлившимся богам,
затерянные в сером веществе.
Ломается стеклянная вода
под кромками обтесанных долбленок,
и птица возвращается туда,
где не был появившийся ребёнок.
Свистела за волною тетива,
доспехи словно в пламени трещали, —
оставшийся от прадеда листвяк,
буддийские от прадеда скрижали.
*
я вижу только очертания
на небе серая вода
электрик пишет показания
соседу режут провода
пятиэтажные создания
как будто смотрят
в никуда
там еду на велосипеде
а за спиной мой старший брат
благополучные соседи
что вечерами не кричат
звезда спускается с балкона
курил балканские, я знаю
иду пешком до павильона
и в очертаньях
исчезаю
*
которое утро стираешь белье
от шума белья просыпаюсь
а в мутной воде и лицо не моё
и вечная чья-то
усталость
*
небо чёрное, красноярское
дом кирпичный, в окне закат
я в аптеку иду за масками
и оглядываюсь
назад
всюду черти, менты, заборы
я тот самый народный враг
грязным пальцем стучат заводы
подозрительно ждет барак
я иду до тебя дворами
самолет вдалеке летит
закрываю лицо руками
и бегу оплатить кредит
пневмонии диагноз страшен
но страшнее гораздо то,
что с рождения мамин кашель
прерывает мой сладкий
сон
*
ничего не удивляет,
только ветхий шум берёз,
словно школьный мой приятель
в день рождения принёс.
ничего, иначе, — пусто,
только серые дворы.
предназначенные чувства,
нарисованные
мы.
*
китайской гирляндой сутулая ночь
играет под старым окном
уводят снега архитекторов прочь
и я вспоминаю о том
что все это
в тысячный раз на экране
и флаер в бездомной руке
дешевым пакетом летает над нами
и вновь возвратится
ко мне
*
время года зима
кисти рук оттого временами
отдаются сухими дровами
с занозами в пальце
взгляд устал от зимы
и дневное величие света
компенсирует вечер
с кастрюлей вчера на плите
проживаешь свой день
греют мысли о солнечном лете
чтобы в летней тоске вспоминать
о суровой зиме
*
оконца сырое пятно
деревьев усталые пальцы
снимают осенний покров
и просятся на ночь
остаться
в окне загорает свеча
и тысячи лампочек с нею
зима обещает начать
со снегом свою эпопею
дорогу протопчешь в сарай
закроешь последнюю ставню
и плачется ветка оставь
и шепчешь деревьям
оставлю
*
ты серебрянку пролила
на вечно жёлтый лист рассвета
куда девается листва
и почему не делось
это
пускай развалины кругом
и белый снег под копоть дыма
я положу себе в альбом
листочек в память о
любимом
любимом времени моем
когда как парус раздувает
листву над низеньким окном
дыханье осени
с ветрами
когда горит проклятый день
а через час уже сгорает
ветровку папину надень
и выкинь листья из
сарая
*
и новая скатерть и новый
рассвет перед скатертью той
я к тесту ещё не готовый
иду за ответом домой
там снег не растаял и листья
лежат в синеглазом дыму
еще со времён декабристов
оставлен не ясно кому
так сын одинокий скиталец
на вахту свою опоздал
собрав содержимое в ранец
выходит на местный вокзал
шпаргалки на память оставил
плакаты развесил у стен
где вырезал в маленькой раме
деревья сиреневых вен
