Ядерный пациент

Уходящий год выдался для меня самым трудным за мои более чем 60 лет. Полгода одолевал сильнейший кашель. Хроническая болезнь легких, но вот до такого кровохарканья не доходило.

После долгих мытарств я оказался на операционном столе в онкологическом диспансере. Предварительный диагноз: рак лёгких второй стадии. Предстояло вырезать очаг в верхней доле. Александр Петрович Перинов, онколог и хирург со стажем 47 лет, пояснил: «Мы вскроем и возьмём ткань на экспресс анализ. Какое оно, это образование? Злокачественное (увы, онкология) или доброкачественное? В зависимости от этого будем действовать дальше». 

Палата арестантов

Разместился в двухместной палате: на окне и в дверях решётка, а в стене торчит скоба. Для наручников. Палата арестантская. Передо мной в ней находилась зэчка. В глазах боль и тоска, но держалась молодцом. С ней был конвой: двое парней и девушка из УФСИН с автоматами.

Снова анализы, клизма, дабы полностью очистить организм, другие процедуры и в том числе, обривание волос на теле. Операция в области груди, а обрили в паху. Лежу обнажённый, а две сестрички стараются со станком. Бритва, слава Богу, безопасная! Лежу, болтаем с девушками о том, о сём, смеёмся, дело житейское, обыкновенное, дважды проходил то же самое в БСМП.  

Утром, на каталку и в операционную, а там хлопочут сёстры, анестезиолог, и что-то там колют. Страшно, гол, одинок и беспомощен, словно младенец, да никуда уже не убежишь. Будь, что будет! И вот яркие огни операционных ламп постепенно тускнеют, тускнеют, и всё погрузилось во тьму, в небытие…

Солнечная реанимация

Я был маленьким, в детстве, в родной деревне. Папа и мама, живые и такие молодые! Самые дорогие мне люди: моя жена и дети… Картинки сменяли друг друга как в калейдоскопе и передо мной промелькнула вся моя жизнь. Первые проблески сознания, возвращения из тьмы, из небытия…

Пытался открыть глаза, но веки не слушались. Сначала открыл один глаз, а затем после долгих, томительных усилий и второй. Руки, ноги и все остальное тело не принадлежали мне. Постепенно приходило понимание того, где и что со мной происходит.

Дело было в апреле и из окон лился яркий солнечный свет. Это была реанимационная палата. На специальных медицинских койках в ряд лежали прооперированные. Просили пить, стонали, а кто-то лежал в забытье. Хлопотали и щебетали сестры, смеясь над чем-то своим, женским.

Шкала боли

Я всё еще приходил в себя и после размыкания век, смог шевельнуть пальцами. Первым, самым сильным чувством было осознание того, что из меня удалили нечто чёрное, жуткое и смертельно опасное. После избавления от этой нечисти, как будто сразу стало легче дышать и жить. Жить, просто жить!

На соседней койке мой знакомый с перекошенным лицом.  Пересохшими губами прошелестел ему: «Ты как?», он кивнул на таблицу на стене напротив: «Третья строка». Это была шкала с градацией болей:  0 - нет боли; 2 - слабая боль; 4 - умеренная боль; 6 - сильная боль; 8 - очень сильная боль; 10 - нестерпимая боль.

У него была «сильная боль». Из реанимации он выбрался через четверо суток, но и потом страдания не отпускали его. У меня болевые ощущения проявились постепенно, но не в такой ужасной степени. Сначала  отходил от наркоза, а потом вкололи обезболивающий промедол – наркотический анальгетик и я снова поплыл в блаженную невесомость. От реанимации остались воспоминания, окрашенные видениями изменённого сознания и залитые светом весеннего солнца. А вечером я был уже в своей «арестантской» палате.

Апрельское утро

Утро выдалось прекрасным! Пришёл Александр Петрович и радостно объявил: «Онкологии нет! Экспресс анализ показал, что это доброкачественная опухоль!» За ним лечащий врач Зоригто Батоевич: «Абсцесс легкого. По минимуму удалили больную ткань. В качестве жизни ничего не потеряете. Всё у вас хорошо!»

Жизнеутверждающему диагнозу врачи радовались вместе со мной.  Они понимали, что значит жить под гнётом ужасной болезни. Не спать ночами и думать, думать, как жить дальше, что будет с моими близкими, и спрашивать себя, почему так случилось? В онкологии физические и моральные муки подпитывают друг друга и здесь главное, не поддаться этому тотальному прессингу.

Однажды, в соседней палате Михалыч спросил: «За какие грехи мы здесь оказались?» Ему было за 70, на груди православный крестик и буддийский оберег: «Дочки с дацана принесли». Больной буддист ответил: «Это карма», шаманист: «За грехи предков расплачиваемся», атеист: «Да нет, это всё экология и образ жизни!»,  мусульманин изрёк: «На всё воля Аллаха», а итог мрачно подвёл фаталист: «Это судьба!»

Оля и сосед

Жизнь в больнице продолжалась и радовала маленькими радостями. Еду на тележке прикатывала Оля. Её обходительное обслуживание с ходу впечатлило меня: «Что вы желаете? Компот или чай?» - «Компот! А вы не проходили тренинг официанток в ресторане «Байкал Плаза»?». Оля смеясь: «О, нет, нет!»    

Интересным человеком оказался сосед по палате. У него была не первая операция, курс химиотерапии, большая потеря веса, но он бился как в последнем бою. Рассказывал о детстве, о том, как жил и работал, как встретил и полюбил свою жену, о разборках с блатными: «Они зашли во двор и мне прилетел удар. Я выхватил длинную отвёртку. Кто-то крикнул: «У него пика!», и они бросились врассыпную».

Он выписался раньше меня: «Успею на хариуса сходить. Ход начался. Чтобы здесь больше не встречаться!» - «Выздоравливай, Лёня!» Потом мы созванивались, он снова был на химии.

Лечение по стандарту

В роли консультанта у нас, у больных, выступал продвинутый парень лет 35. Читал медицинские тексты на английском. О своём диагнозе узнал перед свадьбой и у невесты обнаружили почти то же самое. Они не стали регистрировать брак и разошлись, чтобы лечиться по одиночке. Всё, что ему прописывали, он отсылал сестре, работавшей в онкодиспансере в Санкт-Петербурге. Разницы никакой, лечили одинаково, методика и медикаменты по единому стандарту. Быстро пролетели дни в больнице, и я попрощался с врачами, сестрами и товарищами по несчастью.

В ядерном ядрёная брюнетка

 А в октябре в Улан-Удэ открылся Центр ядерной медицины и чтобы оценить эффективность лечения прошёл курс радионуклидной диагностики. Мне ввели радиофармпрепарат, завели в темную палату и велели с часик полежать. Дабы жидкость растеклась по телу и под сканером показала больные места.

Лежу, думаю о возвышенном, устремив мысленный взор в беспредельный простор вечности и ясно понимаю, что всё вокруг тлен и суета. И тут бесцеремонно врывается эта самая суета, в виде молодой привлекательной брюнетки! Она легла  на соседнюю койку, прикрыла глаза и накрылась одеялом. Но из-под неё, в приглушенном жалюзи свете белели полные, упругие руки. «Ладно, - думаю. – Я-то тут далеко неслучайно оказался: «Так мало пройдено дорог, Так много сделано ошибок». Но она-то? Кровь с молоком?» Хотя, и временно радиоактивная…

Запрет на поцелуй

Время вышло, и за мной явилась сестра. При этом двигалась в сторонке,  я в лифт, а она по лестнице. В инструкции указано: «Необходимо сохранять дистанцию (не менее 1 метра) при общении с людьми (при встрече с людьми не рекомендуется  целоваться с кем-либо или обниматься)». Вот, мне прямо невтерпёж с кем-то там целоваться и обниматься!

Сканирование длилось минут 30, а результат был готов через два часа: «Патологии не обнаружено». Так врачи и медсестры нашего онкодиспансера и нового Центра ядерной медицины подарили мне, как и многим другим своим пациентам, здоровье, спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Целуйтесь и обнимайтесь, дамы и господа, целуйтесь и обнимайтесь!