​Портрет неизвестной: Бурятский гламур в канун Октябрьской революции и его трагическая судьба 

На старинной фотографии стоят две красивые и богато одетые девушки, скорее дамы. Одеты по европейски. У той, что слева, на белой ручке можно разглядеть  кольца и перстни. У той, что справа, короткое пальто украшено пушистыми кистями - соболиными хвостами. Шапки примерно такой формы носят ольхонские бурятки. Но, в 1917 году шляпки «ток» из зимнего меха были на пике моды. Из под полы длинной шубы одной и подола платья другой выглядывают кончики узких сапожек или ботинок. Во взглядах сквозит достоинство и спокойная уверенность. Стена за ними оклеена обоями, а внизу название фотосалона «Фотография Г.Лустенберга» и адрес в Иркутске.  Портрет конца прекрасной эпохи. Кто они, эти прелестные девушки? И как сложилась их судьба?

Остановленное мгновение

Этот «осколок истории», извлеченный из бережно сохраненного семейного альбома, появился на ленте ФБ более года назад. Нашлась и её владелица, Стелла Шулунова, правнучка, той самой, что слева,  Соржэ Павловой. А её подруга осталась пока неизвестной. Сохранилось несколько фотографий с Соржэ. В том числе и групповые, снятые, вероятно, где-то дома, а не в салоне. 

Она была родом из улуса Талькин, что в современном Нукутском районе Иркутской области. Соржэ была из состоятельной семьи и училась в местном приходском училище, где было  «женское отделение для первоначального обучения детей женского пола русской грамоте и рукоделию». Затем  продолжила образование в гимназии, расположенной в центре Иркутска на  берегу Ангары в красивом здании с парадными подъездными пандусами.

По родительскому сговору она удачно вышла замуж за Мальтея Павлова, младшего сына из зажиточной семьи Павловых. В паспортах у них значились русские имена Анастасия и Максим.

Большой дом Павловых и усадьба стояли на пригорке в Шулутах (дом сохранился, но от времени уже обветшал). После того как их репрессировали, его отдали под школу.

Держали много скота, даже верблюдов. Их тогда еще разводили в Унгинской степи, а в семье Павловых долго сохранялись потники из верблюжьей шерсти. Возможно, отсюда и имя Мальтея, в переводе с бурятского языка - скотовод. В их хозяйстве были и плодородные поля, которые весной раньше других оттаивали от снега, а осенью позднее попадали под заморозки. Жизнь, казалось,  была расписана на годы вперед…

Всё золото улуса 

Для них, во всяком случае, и не только. Вот отрывок из воспоминаний Евдокии Иригзеновны Аюевой, первой женщины прокурора в Бурятии и члена Верховного суда РСФСР: «Однажды летом в 23-ем или 24-ом году в Алари состоялся грандиозный по местному масштабу  праздник «Майдарин морин» - «Божественного коня» - по буддийской религии. Люди съехались со всех улусов, и народу было очень много. Тогда меня поразило то, как богато были одеты женщины: на головах у многих шапки, отороченные соболиным мехом, на шеях золотые украшения в несколько рядов, бархатные или шёлковые платья, сверх которых были надеты полудлинные безрукавки, обшитые спереди по краям серебряными монетами – «хубяса» (Е.Аюева Воспоминания юриста с.18). Впрочем, так одеты были далеко не все и Аюева добавляет: «Мне стало грустно оттого, что ничего подобного нет у моей мамы». 

Октябрьская революция 

Эта фотография Соржэ и её неизвестной подруги сделана еще раньше, в роковом для всей страны 1917 году. Из этого же периода сохранился  обрезок  другого снимка унгинской красавицы в собольей шубе и шапке.  Роскошный мех переливается и искрится, оттеняя её благородную внешность и нежную женственность.  В вырезе воротника галстук, признак хорошего вкуса и статусности. В выразительном взгляде таятся глубина и многозначность.

Это было на заре революции. Но, она не знала об этом и могла ещё позволить себе дорогие наряды. Совсем скоро, когда в Иркутске воцарится  анархия, появляться в них станет смертельно  опасно. Противоборствующие стороны  и вместе с ними  шайки вооружённых бандитов будут чинить грабежи и насилия. В соответствии с  революционными веяниями, на смену шубам и элегантным шляпкам, придет «комиссарский шик»: кожаные тужурки, прямые юбки и красные банты.

В декабре 1917-го революция дошла до Иркутска. Произошли ожесточенные бои между красногвардейцами с одной стороны и юнкерами с казаками с другой. С обеих сторон к ним присоединились добровольцы. Среди  них была  бурятка Мария Сахъянова, которая вместе с подругами,  под видом сестер Красного Креста вывозила раненых из осажденного юнкерами Белого дома. 

Другой видный бурят в Иркутске Владимир Чайванов (первый сы­щик, чекист, советский диплома­т и скрипач из аларских бурят) участвовал в анархистских реквизициях: «Известен факт личного уча­стия Нестора Каландаришвили 26 января 1918 г. в компании с руководителем профсоюза Чайвановым в попытке силового взыскания 5 % на­лога с владельца кинемато­графа Дон-Отелло в пользу профессионального союза работников музыки, театра и зрелищ» (Новая Сибирь, 1918. No 9).

У Белого моря

Павловы были далеки от этих бурных событий. Они не были ни революционерами, ни контрреволюционерами. Ни белыми, и не красными. Но тихо  отсидеться от судьбоносных событий у себя в Шулутах было невозможно. Необратимые перемены, последовавшие  вслед за Октябрьским переворотом и Гражданской войной, постучались им в двери сами. Постучались грубо и бесцеремонно.

Сохранились еще две фотографии Соржэ того периода. На одном она сидит вполоборота в стильном демисезонном пальто, на ногах ботинки. На другой, в анфас, держит за ручку - малышку, дочь Марусю. Женщина сидит в закрытом длинном платье, голова повязана белым платком, обувь, почти не видна и никаких украшений. Во взгляде проглядываются следы усталости и грусти, в нём нет уже той былой уверенности ни в сегодняшнем дне, ни тем более в будущем…

Из хозяев жизни они не сразу, в одночасье, но достаточно быстро превратились в гонимых. В двадцатые годы их хозяйство было конфисковано, а сами Соржэ с Мальтеем и детьми были сосланы в Архангельскую область. Там они пробыли три долгих и невыносимо тяжелых года. От голодной смерти их выручала работа Мальтея конюхом. В крайних случаях они спасались, походным способом воинов Чингисхана. Он вскрывал вену на шее у лошадей,  и они с детьми пили эту кровь. Так они пережили первую ссылку. Домой возвращались в теплушках, в вагоне вместе со скотом. Чтобы добыть еду, сын Аркадий, которому было всего 3 года, выплясывал на станциях перед солдатами и ему давали за это кусковой сахар и немного хлеба. И все же, из этой ссылки вся семья вернулась в родные Шулуты в полном составе. 

Побег из ссылки

Во второй раз семью отправили в Туруханский край.  Это были низовья Енисея, на самом севере современного Красноярского края. Здесь когда-то отбывал ссылку сам Сталин и в эти же гиблые места сослали Павловых. Суровая природа, труднодоступность и малонаселённость края оставляли семье ничтожно мало шансов для выживания. 

Нужно было, что-то делать и Мальтей на последние припрятанные золотые монеты, сумел подкупить охрану. Однажды, в ночь семья бежала. Чудом добрались до  Зимы. Возвращаться домой в Шулуты было опасно, их бы тут же повязали вновь. Мальтею удалось устроиться разнорабочим на железную дорогу, а дочь Мария там же, проводницей. Кристина и Аркадий оставались дома, а самая младшая Фрося, была уже отдана брату на воспитание, чтобы и она не попала под каток репрессий.  Казалось, что вот появился свет в конце тоннеля, что,  наконец, они прошли круги ада, и затеплилась надежда на спокойную жизнь. Но, судьба распорядилась иначе. После бегства из Туруханской ссылки здоровье Соржэ было сильно подорвано, и вскоре она умерла в Зиме…

 У неё и Мальтея было четверо детей. Им не дано было увидеть своих 12 внуков, 16 правнуков и 9 праправнуков. Это трагическая и, собственно, типичная судьба представителей передового по тем временам, но так и не успевшего стать на ноги класса бурятской буржуазии.

P.S. «На старых фотографиях застывшие мгновения, Как отпечатки прошлого от пройденных дорог. И смотрят из безвременья ушедших поколения, Кусая душу памятью, как легкий холодок…»