Скриншот обновленной газеты "Бурятия"
Сегодня общественно-политическая газета «Бурятия» выходит уже во второй раз в «новой одежке». От местного и серьезного цифрового кутюрье. В одной старой ленинградской байке про особенности ландшафта и менталитета граждан, населяющих данный град, как-то вычитал следующее.
Жители культурной столицы объясняют свой революционный норов тем, что Нева несет свои воды против солнца. Может, и есть интерпретация про данное совпадение у мудрецов из фен-шуй. Но есть что-то особенное в этой истине. Если исходить из петроградской логики, мы в республике имеем множество в принципе равноудаленных водных артерий, которые дают одноименные наименования своим степям, горам и долам. На моей малой родине - это Кижинга и Кодун. Если степенный когда-то Кодун несет свои воды по солнцу, то капризная и время от времени грозящая засохнуть в последние годы речушка Кижинга шагает против пресловутого солнечного хода. Тем самым дает повод провести аналогии с питерской водной артерией. К примеру, на заре ХХ века классик бурятского соцреализма Хуса Намсараев (кстати, родился на берегах Кижинги) описал бурятскую версию Ромео и Джульетты с тематической поправкой на молодую советскую Конституцию и соцреализм. Описал таким сочным языком, который сегодня местами все больше признается архаизмами и анахронизмами (к сожалению). Обозвал свое творение в первой редакции «Цыремпил». Однако когда его «обогнал» сокол агинских степей Жамсо Тумунов, быть может, в негласной пальме первенства со своим романом «Степь проснулась», он перекроил, наводнил новыми персонажами, расширил географию и описательную характеристику, во второй редакции представил на суд читателя уже роман - «На утренней заре». А пока же бурятская литература расцветает новыми гранями, претендующими на «неонеоклассицизм» (авт.). Молимся и с придыханием повторяем за Еленой Жамбаловой:
Это я - солдат, что в окопе умер,
это я сестра, что над ним рыдала,
Это я родилась и жила в Батуми,
это я родилась и жила в Непале,
Это я - Христос, по воде прошедший,
это я - грааль - до последних капель,
Это я ободранным сумасшедшим уходил
из Рима пешком в Неаполь.
Это я - Ференц Лист и его этюды, и Гюго,
и Данте, и Гёте тоже,
От меня, Скуратова от Малюты,
за версту бежали, узнав по роже.
Это я - Монгол, тот носитель духа,
шел по завоеванным новым землям, -
Это я к земле приложивший Ухо -
я считал удары, планете внемля.
Это я, садясь на холодный камень,
все ждала рязановское «Кончита...»,
Это я играю в саду клубками разноцветных
шелковых тонких ниток,
Это я - смеющийся Юго Чавес,
это я - рассерженная домохозяйка,
Это я - бычок, на доске качаюсь,
это я - промокший до нитки зайка,
Сколько будет «я»... Видишь эту лопасть,
от нее «тут-тук» по воде кругами,
Между нами рвы, между нами пропасть,
километры времени между нами,
Но за первым кругом - второй и третий,
Иль четвертый - это не так уж важно,
Мы однажды встретимся на планете,
Или вне планеты: джаннат, диважин... Будем, может, чуточку лучше,
Ярче, может, дюже сдержанней
иль капризней...
Я в висок целую тебя и плачу. В новой жизни.