«Семеновцы» - метисы Монголии

В  1996 году мы поехали в Монголию по коммерческим делам. Тогда монгольский общепит был только на старте и до нынешних изысков ему было ещё далеко. Через неделю наш русский водитель камазист повёл нас в гости к местным русским девушкам. Это были две – обычные белые девушки. Они угостили солёной селедкой, борщом, хрустящими огурчиками, пирожками и чем-то ещё. Мы, трое бурят, как накинулись на родную русскую еду! Тогда-то я и понял о том, как далеко зашло наше взаимопроникновение и тогда же познакомился с так называемыми «местными русскими». Их ещё называют «семеновцами», а также монголёрами. Так кто же они?

Исход через кордон

«У нас в школе училось много «местных» русских, это были в основном сибирские русские из приграничных с Монголией территорий», - говорится о них в книге «Восточная звезда», Очир Гэрэл. – «Кроме этого, в Монголию переселились семейские, русские старообрядцы, жившие обособленно и не вступавшие в браки с китайцами или монголами. Выселение старобрядцев в Забайкалье началось ещё в XVIII в. В Монголию же они переселились, спасаясь от революции и раскулачивания. Ещё одну группу составляли русские женщины вышедшие замуж за монголов, учившихся в различных городах в техникумах, военных училищах, университетах и институтах. В нашем классе было больше детей из  русско-китайских семей» (с.114).

В ХХ в. в Монголию первые русские переселенцы из России прибыли еще до революции, после реформ П. А. Столыпина. А затем в 1920–1930-е гг. эмиграцию обусловила коллективизация в СССР и индустриализация в МНР. В эти же годы, а именно в 1928 г. была оформлена демаркационная линия между Монголией  и СССР,  и русские села Булуктай, Ебицик, Жаргалантуй, Корнаковка, Хондом оказались по ту сторону границы. Жители села Хондом были старообрядцы, жители села Корнаковка - столыпинские переселенцы, а также потомки казаков, несших пограничную службу из Алтан-Булага.

 В послевоенные годы это были преимущественно власовцы и другие заключенные, отбывавшие наказание в лагерях Монголии. Хотя, «Совершенно непонятно, за что многие были репрессированы, например, у нас дома после смерти бабушки какое-то время  работала тётя Паша, осужденная на 10 лет по 58-й статье «содействие контрреволюции». Непонятно, как могла неграмотная тётя Паша из западноукраинской деревни содействовать контрреволюции. Она не сообщила, что её сосед по дому убежал в Бессарабию, и это явилось причиной ей ареста» (Очир Гэрэл, с.117).

Ни «красные», ни «белые»

Так или иначе русская диаспора сформировалась в так называемое «местнорусское» население Монголии – её основу составили дети от смешанных русско-китайских и русско-монгольских браков. Но чаще их называли «семеновцами», принимая за потомков казаков атамана Григория Семенова, который после поражения в гражданской войне ушёл в Маньчжурию, но не в Монголию. Сами монголёры говорят, что ни «красных», ни «белых» среди них не было. Во время гражданской войны и после неё они были изничтожены: «По рассказам бабушек и дедушек, приходили в деревню «белые», согнали всех подозрительных в зимовье и сожгли (достоверный факт). Приходили в деревню «красные» всех подозрительных забрали, и они исчезли в неизвестном направлении» (А.В.Михалёв. «Русский вопрос» в социалистической Монголии (1920-1980 г)». Вестник БНЦ, №3, 2011). И всё же, среди «местных русских» были в достаточном количестве потомки и члены семей участников белого движения.

В целом, это разношёрстная общность не выглядела благонадёжной ни в глазах властей СССР, ни Монголии. Все эти годы «без вины виноватые» находились в самом незавидном положении, хотя они были гражданами СССР, имели общегражданские заграничные советские паспорта с отметкой о постоянном проживании в Монголии (с 1971 г.) и имели разрешение на постоянное проживание со стороны монгольских властей: «По какой-то непонятной причине всех русских, постоянно проживающих в Монголии, считали «семёновцами» - остатками армии атамана Семёнова, что, конечно, было весьма абсурдно. Их не принимали в комсомол, они долго не имели советских паспортов, а лишь вид на жительство. В то же время их не считали и монголами, несмотря на азиатскую внешность многих. Они жили обособленно, хотя многие из них прекрасно владели монгольским языком. Я искренне возмущалась, почему их не принимали в комсомол. Быт их был весьма своеобразный» (Очир Гэрэл, с.115).

Как видно по Очир Гэрэл (из семьи аларских бурят),  буряты из тогдашней монгольской элиты с пониманием и сочувствием относились к ним, поскольку сами подвергались гонениям и дискриминации в СССР и Монголии. С монголёрами их сближала русская культура и православие: «Бывая на могиле моей бабушки, которая захоронена на русском кладбище…» (Очир Гэрэл, с.117).  Но, буряты, тувинцы и калмыки в Монголии не считались «местными русскими», хотя и были выходцами из СССР.

«Белые», «черные» и «шоколадные»

«Со временем в результате  смешений с монголами многие местные русские практически утратили европейский облик, но их быт и сибирский говор остались прежними» (Очир Гэрэл, с.116). На бытовом уровне местнорусских делили на «белых», «черных» и «шоколадных»: «Еще помню ребят местнорусских, но уже по Хандагайке, и были они именно «шоколадные» с европейскими чертами лица (местнорусские). Сложно сказать, что предопределило возникновение расовых классификаций. Факт противопоставления сообщества советских граждан монголам зафиксирован различными источниками (Там же). Деление на «своих» и «чужих» преимущественно происходило между монголами и советскими специалистами. Это воспринималось как естественный факт, однако, противостояние между ними к концу 1980-х гг. нарастало все сильнее. Местнорусские в этой ситуации занимали промежуточное положение «своих–чужих» (Михалёв, Вестник БНЦ).

Не будучи ни советскими, ни монголами они чётко осознавали своё угнетённое положение и были вынуждены выживать, а это означало быть один за всех и все за одного. На защиту своих вставала вся деревня, вся община: «В Дархане довольно большая деревня местных русских. В каждом классе нашей школы училось по 2–3 местных. Они держали в страхе всю школу. Любой, вновь прибывший из Союза пацан, получал «прописку» в школьном туалете. Причем, если пацан оказывался не робкого десятка, то тем ему было хуже. Вся свора набрасывалась на него как стая волков, ну и результат понятен. Советское консульство не замечало этой проблемы. Да и никто не жаловался, как правило. А местнота этим пользовалась» (Там же).

Неформальный сектор

Поскольку детей местных русских не принимали в пионеры и комсомол, а взрослых в партию, то у них не было возможностей для карьеры. Хотя многие из них получали высшее образование и находили себе достойное применение. Тем не менее, в 1970–1980-е гг. многие из них были вынуждены уйти в неформальный сектор экономики, заниматься спекуляцией и теневым предпринимательством (видеосалоны и т. п.). Они выступали посредниками для сбыта «излишков» из военторгов и спецмагазинов  и к концу 1980-х гг., местные русские заняли важное место в системе перераспределения товаров престижного потребления, к которым изначально не имели права доступа (Михалёв, Вестник БНЦ).

С развалом СССР ситуация изменилась. В 1990-х гг. реабилитировали репрессированных (находившиеся в плену, в окружении) участников Великой Отечественной войны. Многие из них отбывали наказания в лагерях Монголии, а по истечении срока остались там жить. Например, Герой Советского Союза П.Удомцев, бежавший из мест заключения и скрывавшийся в лесах Монголии до 1980-х гг.

Русский мир

«Большинство из них уехали в Россию, девушки вышли замуж за иностранцев. После окончания школы они учились в монгольских вузах, многие стали хорошими специалистами, работали в Москве, Иркутске, Улан-Удэ и во многих других городах» (Очир Гэрэл, с.116). Самое главное, в 2000-е гг. в России перестали рассматривать русских за рубежом как врагов СССР в эмиграции и сегодня остатки «местных русских» в Монголии стали частью глобального «Русского мира».